Любимый брат Фрейда Эмануэль, с которым у него связаны воспоминания о счастливых днях детства, проведенных во Фрейберге, умирает в ноябре 1914 года это большое горе для Зигмунда. Заболев гриппом, в возрасте двадцати семи лет умирает вторая дочь Фрейда, София Фрейд-Хальберштад, 22 июня 1920 года, через несколько месяцев после тяжело переживаемой Фрейдом смерти мецената психоанализа Антона фон Фрейнда. После Софии осталось два сына, младший из которых, Гейнц в 1923 году в четыре с половиной года умирает от туберкулеза. Об этом "очаровательном маленьком человечке", радости всей семьи Фрейд говорил, что "никогда так не любил ни одно человеческое существо". "Я очень тяжело переношу эту потерю, - пишет он Кате и Лайошу Леви, - думаю, что никогда не испытывал подобного горя". "Это был первый случай в жизни, когда Фрейда видели плачущим", - отмечает Джонс, приводя свидетельство Роберта Холлитшера. В июне 1925 года умирает Иозеф Брейер, благородный и преданный друг, защитник и полный скромности коллега по первым психологическим работам; Фрейд пишет некролог для журнала, с проникновенными словами обращается к семье. За тем, что он в письме к Абрахаму называет "тяжелыми и фатальными отношениями с Брейером", стоит глубокая, не ослабевшая в течение долгого периода разрыва 1894-1895 годов привязанность к этому человеку, которому он без колебаний приписал, начиная свой цикл лекций в США в 1909 году, открытие психоанализа; это выражение, правда, на наш взгляд, идет скорее от эмоций, чем от рассудка. 25 декабря 1925 года умирает Карл Абрахам, верный и независимый ученик, друг, лишенный лести, настоящая психоаналитическая совесть Фрейда. Он даже порой вызывал раздражение последнего, который однажды бросил: "Но хоть что-нибудь вы делаете без вашей добросовестности? "...
Подходя в мае 1926 года к своему семидесятилетию, Фрейд обременен тяжелым грузом потерь; он движется вперед, сопровождаемый чередой глаз, которые продолжают жить в нем, переходят, вероятно, в его взгляд, в котором сквозит теперь острый и беспокойный знак вопроса, сопровождаемый новым проявлением смерти, поселившейся и в его плоти: в апреле 1923 года он перенес первую операцию в связи с раком челюсти, развитие которого знаменует собой последнюю часть его жизни.
Фрейд-австриец в условиях войны
Джонс, как биограф, не мог не отметить с явным удивлением "неожиданного" поведения Фрейда при известии об объявлении войны: этот "ученый-пацифист 58 лет", которого, как полагали, должно "ужаснуть" подобное трагическое событие, проявил, напротив, "некий юношеский энтузиазм". В уже упомянутом письме к Абрахаму, где с сомнительной уместностью высказано "облегчение" в связи с уходом Юнга, Фрейд замечает: "Возможно, впервые за последние тридцать лет я чувствую себя австрийцем", а в беседе с Ференци он в шутку доверительно сообщает, что "посвятил все свое либидо Австро-Венгрии". Его суждения о войне больше напоминают разговоры в Торговом кафе, чем среды на Берггассе, 19: "Моральный дух повсюду превосходен", "наши славные победы" стимулируют производительность труда, он "полон радости в связи с заключением Тройственного союза". Будучи в Гамбурге у Софии и Макса Хальберштад, он замечает: "Впервые я здесь не чувствую себя в чужом городе", говорит об успехе "нашего" займа, шансах "нашей" победы, о том, что, разбив русских в Галиции, "Германия спасла нас"...
Как же Фрейд смог с такой быстротой и увлеченностью последовать за "большинством", принять тот стиль "священного союза", который столь опустошительно подействовал на людей, в том числе и на интеллектуалов, распространяя глупость, бесхарактерность и жестокость? Как он оказался неспособен соблюдать критическую дистанцию относительно события и подвергать его своему непременному анализу, к которому он был готов как никто другой? Вероятно, на мысль Фрейда подействовали мощные и страшные механизмы массового брожения, вследствие которых она, если пользоваться выразительным школьным термином, "защитилась" на политике.