Фрейд

Здесь биографы-психоаналитики прямо противоречат Фрейду, ведь он был принципиальным противником дильтеевской "понимающей психологии", которую он критиковал в работе "Недовольство культурой". Никакое "вчувствование" или "сопереживание" не позволят нам переместиться в тело и душу другого человека, тем более жившего в иную эпоху. Биографической истины для Фрейда не существует именно потому, что биография претендует на полноту "рассказа", а она недостижима. Даже если бы биограф "угадал" и своим рассказом достиг такой истины, она "останется без употребления", - ведь никто не может сказать, что именно это жизнеописание соответствует действительной жизни данного индивида; никто не мешает написать другое, с прямо противоположной интерпретацией мотивов и внутренних помыслов. Поле для истолкования тут всегда свободно, и биография всегда содержит в себе либо художественную фантазию, либо желание превратить жизнеописание в миф, в агиографию.

Фрейд очень высоко ценил некоторые историко-биографические и "мифологические" романы, - например, "Воскресшие боги" Мережковского или "Иосиф и его братья" Т. Манна, - но первый не претендовал на титул "научного биографа" Леонардо, а второй не считал себя специалистом по библейской или древнеегипетской истории.

Жанр "научной биографии" всегда стоит на грани между исследованием по истории науки и романом. Дадун верно именует свою книгу "интеллектуальной романистикой". Для серьезного исследователя истории науки спекуляции по поводу "скрипки Эйнштейна" невыносимы, как и настойчивое желание психоаналитиков выводить научные теории из детских комплексов. Любовную переписку Фрейда с его будущей женой историк науки тоже внимательно прочитает, но не для того, чтобы предаваться спекуляциям о "тайных и могущественных силах", а для установления круга чтения Фрейда, датировки тех или иных его идей. Такой историк воздержится от приписывания каких-то возвышенных мотивов отказу Фрейда от университетской кафедры, как то делает Дадун (отказ от компромиссов, нонконформизм); ведь историк держится фактов, а к последним относится бедность, невозможность содержать семью, которые четко фиксируются по многим источникам.

Историки науки пишут довольно скучные книги. Хоть они и не лишены воображения, но должны дисциплинировать фантазию, носить вериги научности, избегать и героической мифологии, и художественного домысливания там, где обстоятельства и факты не установлены. "Интеллектуальная романистика" Дадуна, конечно, никоим образом не является "научной биографией", - даже изложение фрейдовских теорий во второй части книги более напоминает роман, нежели научную работу. Но жизнь была бы невероятно тусклой, если бы все и вся было бы в ней "по науке". Исторические романы нужны миллионам, тогда как специальные исследования читают единицы. Научно-популярный жанр рассчитан также не на "подобного флюсу" специалиста, а на достаточно образованного и, главное, любопытного читателя.

"Миф о герое" - Фрейде - выполняет идеологические функции там, где психоанализ конкурирует с другими психологическими и психотерапевтическими учениями. Что нам до этого, если у нас и фрейдизм, и прочие порождения "буржуазной науки" только выходят из подполья? Наверное, дойдет очередь и для перевода солидных трудов по истории психологии, а пока полезно издание и популярной книги Дадуна, дающей общее представление о Фрейде и его психоанализе.

Ждать, пока наши авторы напишут хорошие книги о западных философах, социологах, психологах можно еще очень долго. Любое приличное западное издательство публикует их больше, чем все наши, вместе взятые. Нужны и тексты классиков, и научные монографии, и работы популяризаторов. Чем шире будет их выбор на прилавках книжных магазинов, тем реже будет возникать подозрение, что отечественные издательства попрежнему ни в грош не ставят интеллект и любознательность своих читателей.

Алексей Руткевич, кандидат философских наук

Введение

Тигр, тигр пылающий

В ночных лесах, Какой бессмертный взгляд.

Осмелится объять

Страшную симметрию твою?

Уильям Блейк. "Песни опыта"

Опытный путешественник по ночным лесам, Фрейд на пороге века распахнул перед нами двери сна, и его великая фундаментальная книга "Толкование сновидений" ("Die Traumdeutung") постоянно звучит в нас подобно иерихонским трубам под стенами, преграждающими доступ в огромную ночную вселенную - таинственную половину нашего бытия. Сегодня, после долгих лет враждебности и скептицизма, наука и особенно нейрофизиология, изучающая состояние сна и сновидений, склоняет голову перед создателем психоанализа, подтверждая, что человек, будучи, несомненно, рассудительнее и сознательнее животного, является все же существом сновидений, и сон представляет собой жизненный опыт, внутреннюю страшную симметрию нашей жизни периода бодрствования.