Фрейд

Фрейд. Каждый человек – Эдип. (Пауза.) Я должен расска­зать вам немного о себе. При неврозах, я считал, виновны родители и невинны дети. Это объясняется тем, что я ненавидел своего отца. Теперь надо перевернуть понятия.

Сесили. Значит, виновны дети!

Фрейд(сулыбкой). Никто не виноват. Но именно дети…

На экране – комната в отеле.

Мать Фрейда тихо открывает дверь, бесшумно подбирается к постели.

Фрейд. Я обожал мою мать: она кормила меня грудью, ласкала, она брала меня к себе в постель, и мне было тепло. (Сняв халат, она ложится рядом с ребенком, а тот, закрыв глаза, словно во сне, прижимается к ней и каким-то ревнивым жестом обнимает ее за шею.) Я любил ее во плоти. Сексуально.

Кадр исчезает.

Мы снова в комнате Сесили.

Сесили. Вы хотите сказать, что я была влюблена в отца?

Фрейд (говорит, словно с самим с собой; кажется, что он почти уснул). Я ревновал к отцу потому, что он обладал моей матерью. Я одновременно и любил, и ненавидел его.

Сесили слушает, но как бы переводя слова Фрейда на себя: ведь она слышит рассказ и о себе самой.

Сесили. Я ревновала. Да. Он ее любил. Магда всегда доставля­ла мне удовольствие, отец не дорожил ею, и потом он унижал мою мать в нашем же доме. Я была соучастницей этого.

Фрейд. Мой отец был мягким и добрым, глубоко порядочным. Я обвинял его в слабости. Мысленно я считал его трусом. Мне хотелось бы иметь отца столь же сильного и сурового, как Моисей.

В какой-то комнате старый, ласковый и тихий Якоб сидит на стуле, покуривая трубку.

В то мгновение, когда за кадром раздается голос Сесили, госпожа Кёртнер с глубоко печальным лицом садится на другой стул.

Голос Сесили за кадром. Она была несчастна. Она каза­лась мне суровой, потому, что ей всегда приходилось подавлять свои чувства. Я отдавала предпочтение Магде, которая была злой, но нежной.

Голос Фрейда за кадром. Я искал других отцов: среди своих профессоров и коллег. Но стоило им проявить хоть какую-то слабость, я бросал их. В них я ненавидел свою собственную слабость.

Отец Фрейда и мать Сесили, кажется, слушают эта исповеди с какой-то покорной кротостью.

Голос Фрейда за кадром. Я был ревнивец! Ревнивец! Из ревности я обвинял отца в том, что он не способен ни воспитать, ни даже прокормить свою семью. Это было неправдой: его разорил антисемитизм.

Голос Сесили за кадром. Мой отец имел любовниц, а рев­новала я только к Магде. Потому что он делил с ней постель. Магда свела меня с ума.

Мы снова видим маленькую Сесили и Магду, которая в своей комнате укладывает чемоданы. Она опустилась на колени, чтобы закрыть один из них.

Слезы струятся по ее щекам… Она говорит, заикаясь от ярости.

Магда. Она меня прогнала, а он и пальцем не шевельнул. Он – тряпка. Ты знаешь, почему она его давит? Потому что он подобрал ее в кафешантане, где она танцевала голая. Смотри!

Она встает, достает из другого чемодана сверток бумаги и дает Сесили, которая его разворачивает. Это афиша, с которой мы уже знакомы.

Магда. Ему нравятся только проститутки, это его порок. Я не могу с этим бороться, я – порядочная.

Маленькая Сесили разглядывает афишу.

Голос Сесили за кадром. Ему нравятся только проститут­ки! Ему нравятся только проститутки! Я хотела стать проститут­кой, чтобы он любил меня.

Неожиданно раздается страшный крик, затем слышатся рыдания.

(Крик Сесили за кадром.)

С этим криком и этими рыданиями происходит смена кадра.

Госпожа Кёртнер в легкой коляске, которой сама правит. Звуки коляски (скрип колес, стук копыт и т.д.) с трудом перекрывают рыдания.