«Однажды, когда все симптомы болезни уже были побеждены, его (Брейера. —
О том, что на самом деле «катартический метод» ни к какому исцелению не привел, говорит и Эрнест Джонс, которого мы чуть выше прервали на полуслове.
«…У бедной пациентки, — сообщает далее Джонс, — дела шли не так хорошо, как можно было предположить из опубликованного Брейером отчета о ее болезни. Имели место рецидивы, и ее перевели в медицинскую клинику на Гросс-Энцерсдорф. После годичного перерыва в лечении этой пациентки Брейер признался Фрейду, что она абсолютно расстроена умом и что он желал бы, чтобы она умерла и избавилась от страданий. Однако она неожиданно пошла на поправку. Несколько лет спустя Марта рассказывает, как „Анна О.“, которая оказалась одной из ее старых приятельниц, а позднее ее родственницей по линии брака, неоднократно ее навешала. Днем она чувствовала себя очень хорошо, но с наступлением вечера всё еще страдала от галлюцинаторных состояний.
Фрейлейн Берта („Анна О.“) была не только высокоинтеллектуальной девушкой, но также обладала весьма привлекательной внешностью и индивидуальностью; когда она находилась в санатории, то воспламенила любовью сердце лечащего ее психиатра. За несколько лет до своей смерти она сочинила пять остроумных некрологических заметок о себе. В тридцатилетием возрасте проявилась очень серьезная сторона ее натуры, и она стала первым социальным работником Германии… Она основала одно периодическое издание и несколько институтов. Большая часть ее деятельности была посвящена защите и эмансипации женщин, но забота о детях также занимает видное место в ее жизни. Настоящим подвигом можно назвать ее поездки в Россию, Польшу и Румынию для спасения детей, чьи родители погибли в еврейских погромах. Она никогда не была замужем и осталась очень набожной».
Говоря о значении «случая Анны О.» для рождения теории психоанализа, фанаты Фрейда утверждают, что именно она навела их кумира на мысль о той огромной роли, которую бессознательное начало нашей психики оказывает на наше поведение. Одновременно они как бы мимоходом отмечают, что в отношении к этой истории впервые проявилась гениальность Фрейда как ученого: он обратил внимание на то, чего не заметил не гениальный, а «всего лишь» талантливый Брейер.
«Заслуга Брейера по отношению к психоанализу так же велика, как заслуга фон Брюкке по отношению к изобретению офтальмоскопа. Брейер видел свечение бессознательного, а фон Брюкке — сетчатки глаза. Фрейд же дал нам линзу, с помощью которой мы можем видеть картины психоанализа»[68]
.Наконец, эта же позиция очень неплохо сформулирована и в очерке Цвейга:
«Вплоть до этих, существенно важных, можно сказать, решающих предпосылок, Брейер и Фрейд продвигались вперед сообща. В дальнейшем пути их расходятся. Брейер, врач по призванию, обеспокоенный опасными моментами этого спуска в низины, снова обращается к области медицины; его, по существу, занимают возможности излечения истерии, устранения симптомов. Но Фрейда, который только теперь открыл в себе психолога, влечет как раз таинственность этого акта трансформации; происходящий в душе процесс. Впервые установленный факт, что чувства поддаются оттеснению и замене их симптомами, подвигает его на всё новые и новые вопросы; он угадывает, что в этой одной проблеме заключена вся проблематика душевного механизма. Ибо если чувства поддаются оттеснению, то кто их оттесняет? И прежде всего, куда они оттесняются? По каким законам происходит переключение сил психических на физические и где именно совершаются эти непрестанные переустановки, о которых человек ничего не знает и которые он, с другой стороны, сразу же осознаёт, если его принудить к такому осознанию? Перед ним начинает смутно обрисовываться незнакомая область, куда не отваживалась вторгаться до сих пор наука; новый мир открывается ему издали в неясных очертаниях — мир бессознательного. И отныне страстное устремление всей его жизни — „познать долю бессознательного в индивидуальной жизни души“. Спуск в низины начался»[69]
.Думается, в наши дни у Берты Паппенгейм диагностировали бы синдром личностного пограничного расстройства (