Профессор Арон Исаакович Белкин, вне сомнения, прав, когда утверждает, что ошибка многих критиков Фрейда в том, что они подвергают сомнению в первую очередь его вклад в науку и сосредоточиваются на «ненаучности» его трудов. Однако на самом деле заслуга Фрейда заключается не столько в открытии каких-либо новых законов человеческой психики (при их формулировке он и в самом деле часто ошибался), сколько в создании принципиально нового подхода к оценке и объяснению всех сторон человеческой жизни — и этот подход в полной мере проявился уже в «Толковании сновидений».
«Отвечая на вопрос о том, что внес в науку З. Фрейд, можно сказать: он первооткрыватель еще одного измерения Разума, — писал Белкин. — Не случайно различные специалисты в своих исследованиях опираются на труды З. Фрейда, заимствуя у него идеи, положения, мысли и получая мощный импульс для своего творчества. Врач находит здесь новые подходы к пониманию проблемы неврозов, извращений, эффективности нетрадиционной терапии; юрист обращает внимание на происхождение „немотивированных“ преступлений; для писателя, поэта, драматурга труды Фрейда не только неисчерпаемый источник тем, но и ключ к пониманию процессов творчества…
Специфика трудов Фрейда — это не научная логика, а скорее неведомый до сих пор стиль мышления, дающий обильные всходы. Ведь в психоанализе есть нечто такое, что будит творческую мысль даже тогда, когда оппонент отвергает учение»[133]
.Глава шестая
ВСЮДУ ЖИЗНЬ
Несмотря на уже упоминавшийся исповедальный характер «Толкования сновидений», Фрейд не включил в книгу целый ряд своих сновидений, носящих откровенно эротический характер. Об этом он не без сожаления о собственной «трусости» сообщал в письме Флиссу и в этом же признавался в предисловии к «Толкованию сновидений», прямо говоря, что не смог при написании книги «противостоять искушению при помощи различного рода сокращений и пропусков скрывать наиболее интимные подробности»[134]
.В качестве своеобразной компенсации за эту сдержанность Фрейд осенью 1899 года написал и опубликовал статью «О маскирующем воспоминании», значительная часть которой была построена на уже упоминавшихся нами в первом разделе этой книги воспоминаниях раннего детства.
В этой небольшой работе Фрейд обратил внимание на распространенный психический феномен: «…в самых ранних воспоминаниях детства обыкновенно сохраняются второстепенные и безразличные вещи, в то время как важные, богатые аффектами впечатления того времени не оставляют (не всегда, конечно, но очень часто) в памяти взрослых никакого следа»[135]
.В качестве объяснения данного феномена Фрейд и выдвигает теорию, что такие второстепенные («безразличные», как он их сам называл) воспоминания чаще всего прикрывают, маскируют то, что человек не хочет помнить о своем детстве, и уже затем приходит к выводу, что чаще всего люди «не хотят» помнить своего первого столкновения с сексуальностью. При этом Фрейд на основе собственных наблюдений пришел к выводу, что между прикрывающими воспоминаниями и теми событиями, которые они призваны прикрыть в памяти, существуют весьма причудливые временные связи: более ранние воспоминания могут выступать в качестве прикрытия более поздних воспоминаний и переживаний. Фрейд назвал такие прикрывающие воспоминания «предваряющими, забегающими вперед», но при этом не исключил и одновременных, и примыкающих воспоминаний.
В следующем году Фрейд развил эти идеи, одним из первых обратив внимание на значимость самых ранних воспоминаний человека в формировании его личности, его привычек, фобий и даже жизненных взглядов — пусть эти воспоминания и вытеснены в сферу бессознательного.
«На мой взгляд, мы слишком равнодушно относимся к фактам младенческой амнезии — утрате воспоминаний о первых годах нашей жизни — и благодаря этому проходим мимо своеобразной загадки, — писал он. — Мы забываем о том, какого высокого уровня интеллектуального развития достигает ребенок уже на четвертом году жизни, на какие сложные эмоции он способен; мы должны были бы поразиться, как мало сохраняется обычно из этих душевных событий в памяти в позднейшие годы, тем более что мы имеем все основания предполагать, что эти забытые переживания детства отнюдь не проскользнули бесследно в развитии данного лица; напротив, они оказали влияние, оставшееся решающим на все времена…»
В более позднем варианте этой статьи, вошедшей в качестве главы в книгу «Психопатология обыденной жизни», мы отчетливо видим, как движется мысль Фрейда и какой методологией он пользуется в работе. Сначала идут очень верные наблюдения об особенностях воспоминаний раннего детства — о том, что в отличие от более поздних воспоминаний они имеют зрительный, пластический характер. Затем Фрейд снова возвращается к своей гипотезе о том, что «так называемые ранние детские воспоминания представляют собой не настоящий след давнишних впечатлений, а его позднейшую обработку, подвергшуюся воздействию различных психических сил более позднего времени»[136]
.