Фрейя Семи Островов

Помню, однажды я наблюдал с веранды вместе с Фрейей, как бриг приближался с севера к мысу. Полагаю, Джеспер увидел девушку в свою длинную подзорную трубу. И что же он делает? Вместо того чтобы плыть милю-другую вдоль берега, а затем по всем морским правилам бросить якорь, он высматривает просвет между двумя отвратительными старыми зубчатыми рифами, внезапно поворачивает руль и стрелой пускает туда бриг. Все паруса его дрожат и трещат так, что этот треск мы могли слышать на веранде. Должен вам сказать, что я свистнул сквозь зубы, а Фрейя выругалась. Да! Она сжала свои крепкие кулаки, топнула ножкой в красивом коричневом ботинке и сказала: «Черт!» Потом, взглянув на меня, слегка покраснела, правда, не очень сильно, сказала: «Я забыла, что вы тут», — и засмеялась. Да, конечно. Когда появлялся Джеспер, она забывала буквально всех. Встревоженный этой безумной выходкой, я не удержался, чтобы не обратиться за сочувствием к её здравому смыслу.

— Ну, не дурак ли он! — с чувством сказал я.

— Форменный идиот, — горячо согласилась она, прямо глядя на меня своими широко раскрытыми серьёзными глазами, а на щеках её играли улыбчивые ямочки.

— И всё это, — подчеркнул я, — только для того, чтобы встретиться с вами на какие-нибудь двадцать минут раньше.

Мы слышали, как опустился якорь, а затем она приняла вид очень решительный и угрожающий.

— Подождите минутку. Я проучу его.

Дав мне инструкции, она ушла в свою комнату и заперла дверь, оставив меня одного на веранде. Задолго до того, как на бриге были убраны паруса, явился Джеспер, прыгая через три ступеньки. Он забыл поздороваться и нетерпеливо посматривал направо и налево.

— Где Фрейя? Разве её только что здесь не было?

Когда я объяснил ему, что он будет лишён общества мисс Фрейи в течение целого часа с одной только целью «проучить его», Джеспер заявил, что, несомненно, это я её настроил, и он боится, как бы ему ещё не пришлось пристрелить меня в один прекрасный день. Она и я слишком подружились. Затем он бросился на стул и начал рассказывать мне о своём плаванье. Но забавно, что парень по-настоящему страдал. И это было заметно. Голос у него оборвался, и он сидел молча, глядя на дверь с лицом мученика. Факт… А ещё забавнее было то, что меньше чем через десять минут девушка преспокойно вышла из своей комнаты. А тогда я ушёл. Я отправился разыскивать старика Нельсона (или Нильсена) на задней веранде — его собственном уголке, доставшемся ему при распределении дома, — с благим намерением втянуть его в разговор, чтобы он не вздумал, чего доброго, бродить вокруг и не пролез бы, по неведению, туда, где в нём в данный момент не нуждались.

Он знал о прибытии брига, но не знал, что Джеспер уже с его дочерью. Мне кажется, он думал, что за это время не дойти до бёнгало. Любой отец рассудил бы так же. Он подозревал, что Эллен влюблён в его дочь; птицы в воздухе и рыба в океане, большинство торговцев Архипелага и все жители Сингапура об этом знали. Но он неспособен был понять, до какой степени девушка им увлекалась. У него создалось представление, будто Фрейя слишком разумна, чтобы увлечься кем бы то ни было — увлечься, я хочу сказать, до такой степени, когда никакой контроль здравого смысла уже невозможен. Нет, не это заставляло его сидеть на задней веранде и втихомолку терзаться во время визитов Джеспера. Его тревожили голландские «власти». Дело в том, что голландцы косо смотрели на Джеспера Эллена, владельца и шкипера брига «Бонито». Они считали его слишком предприимчивым в торговых делах. Не знаю, совершал ли он что-нибудь противозаконное, но, мне кажется, его кипучая энергия была неприятна этим тугодумным, медлительным людям. Как бы то ни было, по мнению старика Нельсона, капитан «Бонито» был способным моряком и славным молодым человеком, но знакомство с ним скорее нежелательно. Оно, видите ли, несколько компрометировало. С другой стороны, ему не хотелось попросту попросить Джеспера убраться восвояси. Бедняга Нельсон сам был славным парнем. Я думаю, он постеснялся бы оскорбить чувства даже какого-нибудь кудлатого каннибала, — разве что под влиянием сильного раздражения. Я говорю — чувства, но отнюдь не тело. Когда пускались в ход копья, ножи, топоры, дубины или стрелы, старик Нельсон умел постоять за себя. Во всех остальных отношениях душа у него была робкая. Итак, он сидел с озабоченной физиономией на задней веранде и всякий раз, как до него доносились голоса его дочери и Джеспера Эллена, раздувал щёки, а затем мрачно вздыхал с видом крайне удручённого человека.

Разумеется, я высмеял его страхи, которыми он отчасти со мной поделился. Он до известной степени считался со мной и уважал мои мнения — не за мои моральные качества, но за то, что я поддерживал якобы хорошие отношения с голландскими «властями». Я знал наверняка, что самое страшное его пугало, губернатор Банки — очаровательный, вспыльчивый, сердечный контр-адмирал в отставке, — был, несомненно, к нему расположен.