Фрейлина специального назначения

— Где мой кот? — потребовала, не желая тратить время на глупые разговоры.

— Скорее всего, в аудитории у Горгулия, они нашли общий язык и теперь ночами пьют там валерьянку.

— Вот и славненько.

Благодарить за эту помощь я его не собиралась, гордо отправилась к двери. В этот раз меня никто не окликал, и ехидных фраз вслед тоже не слышалось. Поэтому язвительно уколоть зельевара решилась сама. Уже закрывая за собой дверь, я как бы невзначай обронила:

— Троя говорила, что с магистром страстей будет интересно играть…

Лицо Глеба вытянулось, но я продолжила:

— Она ошиблась… Мне было невыносимо скучно…

Я не знаю, какая была реакция на эти слова у магистра — ее мне заслонила непроницаемая деревянная дверь, но в душе я ликовала, чувствовала, что последней фразой зацепила в нем что-то важное.

Первые метры от комнаты Глеба я уходила неторопливым, спокойным, размеренным шагом, мало ли, вдруг он через стены видит! Не хотелось, чтобы мой спектакль провалился, не успев начаться, ведь мы только начали развлекаться… Зато потом, отойдя уже достаточно далеко, я припустила на всех парах в сторону аудитории Горгулия Арсения. Как назло, она находилась в абсолютно другом конце Академии, поэтому путь был нелегок и долог.

Пока бежала по коридорам, постоянно ловила себя на мыслях о Глебе и его поведении. То, что он решил со мной поиграть, как и предупреждала Троя, это однозначный факт, а последний безвкусный поцелуй стал главным доказательством… Такое впечатление, будто у магистра стратегия, как у доктора Павлова, подсадить невинную девушку на поцелуи, а потом ждать, когда она будет прибегать за новой дозой. И все в принципе под эту гипотезу подходило, даже тот развеселый «захват» меня в плен своими загребущими лапками.

О, господи, сколько раз, читая женские романы, я встречала сцену, где главный герой едва ли не силком зажимает героиню, а та сопротивляется, но потом сдается, и следом идет романтический поцелуй. Самое дурацкое, когда читала, была уверена, что это суперкруто и я тоже так хочу… И вот на тебе, полный облом по всем статьям. Сбылась мечта идиотки, вот она, эта сцена, со мной в главной роли, и мне абсолютно не понравилась. Может быть, меня Глеб как-то неправильно схватил? Или я сломала сценарий слишком быстрым согласием, а надо было полчаса поныть, пореветь, попытаться вырваться, высказать Глебу, что он моральный урод и прочее. Зато потом он бы добился стандартной психологической реакции — Стокгольмского синдрома, где жертва влюбляется в своего похитителя, насильника и так далее. Вот уж нетушки, я не согласна.

Прокручивая в голове все произошедшее, я убеждалась в том, что поступила самым наилучшим образом. Если магистр действительно игрок, то после последней фразы он должен почувствовать азарт. Такое мое поведение только должно распалить его интерес, кто знает, какие у него еще сюжеты из любовных романов в арсенале имеются.

В какой-то момент размышлений я поймала себя на нетипичном поведении. Ведь по сути я начала игру с огнем. Подлила бензина в костер и спокойно ожидаю, обожжет он меня или сдержится. Начала ощупывать пределы допустимого в рамках этой игры. Ищу грань, до которой мне все простят, а после наступит точка невозврата. От этих мыслей я почти рассмеялась вслух. Ведь они означали только одно — я и сама начала играть, и мне, вопреки сказанному, ни разу не было скучно, а очень даже весело…

В таком настроении я, наконец, дошла до аудитории Горгулия. Хотя в классическом понимании аудиторией это никогда и не было. Едва я приоткрыла заветную дверь, передо мной появился старинный, полуразрушенный, с высокими потолками зал, в таких раньше наверняка проводили пышные балы и важные приемы, но потом, видимо, что-то пошло не так. Сейчас от былого великолепия остались лишь разрушенные колонны, беспорядочно лежащие на полу, и огромная люстра с хрустальными висюльками, которая по немыслимому чуду нерушимо висела здесь, по слухам, уже не первую сотню лет. В этом зале никогда не стояли парты, обычно, приходя сюда на уроки истории, мы просто рассаживались на холодный мрамор колонн, подкладывая под себя одну из подушек, горкой лежащих у входа специально для этих целей.

— Господин Арсений! — эхом разнесся мой оклик по залу.

Вечером, когда зал пустует, здесь было жутко, казалось, вот-вот из ниоткуда должна появиться армия привидений и нагнать на всех живых смертельный ужас. А так как из живых здесь только я, от этого становилось еще более не по себе.

— Господин Арсений! — решила повторить свой зов.

Из дальнего левого угла зала послышалось шуршание, в этом звуке я узнала скрежет разворачиваемых каменных крыльев Горгулия. Не теряя времени, я побежала на звуки, огибая обломки каменных колонн по широкой дуге.

Преподаватель обнаружился на своей жердочке, он сидел нахохлившийся, словно воробей на морозе, и ожидал, пока я до него добегу.

— Доброй ночи, Савойкина, — бесстрастно поприветствовал он. — Чему обязан?