Соверби оставался неподвижен на прежнем мeстe; несколько минут хранил он молчание. Лицо его приняло мрачное выражение; на нем не было и слeдов того беззаботнаго радушия, которое так дeйствовало на молодых его приятелей, которое поймало лорда Лофтона и плeнило Марка Робартса. Он видeл, что все идет против него, что все для него кончено. Он начинал догадываться, что он точно съел свой пирог, и что ему ничего почти не остается как развe только всадигь себe пулю в лоб. Он сам когда-то объяснял лорду Лофтону; взявшись за гуж, не говори, что не дюж. Мог ли он теперь похвастать своею дюжестью, крeпки ли у него плечи, широка ли спина для взваленной им самим на себя тяжести? Но и в эту горькую минуту, он сознавал и помнил, что должен вести себя мужем. Уже близка окончательная его погибель, скоро он исчезнет безвозвратно из виду и памяти тeх, с кeм провел всю свою жизнь. Однако, до самаго конца, он будет вести себя с достоинством. Не может он не сознаться, что ему приходится пожинать то, что он сам же посeял!
Между тeм Фодергилл занялся бумагами. Он продолжал перевертывать лист за листом, как будто бы весь углубился в разчеты. Но, правду сказать, он во все это время не прочел ни одного слова. Да я нечего ему тут было читать. Вся письменная и счетная часть в подобных дeлах была поручена народу мелкому, а не таким крупным особам как мистер Фодергилл. Дeло его состояло в том, чтобы объявить приговор мистеру Соверби. Всe эти документы ни к чему не могли ему послужить. Вся сила была на сторонe герцога; Соверби сам это знал; дeло мистера Фодергилла было объяснить ему, что герцог намeрен воспользоваться этою силой. Для него это было дeлом привычным, и он продолжал перевертывать бумаги и притворяться, будто бы он читает их с величавшим вниманием.
— Я сам переговорю с герцогом, сказал наконец мистер Соверби, и в голосe его было что-то страшное.
— Вы знаете, что герцог не захочет говорить с вами об этом предметe; он никогда ни с кeм не говорит о денежных дeлах; вам это хорошо извeстно.
— Клянусь.... он со мною будет говорить! Никогда ни с кeм не говорит о деньгах! Зачeм же он стыдится говорить о них, если так любит их? Я с ним повидаюсь, непремeнно.
— Я ничего больше не имeю сказать вам, Соверби. Я уж конечно не предложу герцогу повидаться с вами; а если вы насильно будете искать свидания с ним, вы знаете какия из этого произойдут послeдствия. Не моя будет вина, если он разъярится на вас. Я ему ничего не стану передавать, я никогда ничего ему не передаю из того, что мнe говорят в подобных обстоятельствахъ
— Я буду вести дeло через моего стряпчаго, сказал Соверби; потом он взял шляпу, и, не прибавив ни слова, вышел из комнаты.
Мы не знаем какого рода будет вeчное наказание, назначенное на том свeтe нераскаянным грeшникам; но здeсь на землe трудно себe представить муку страшнeе воспоминания о заслуженной гибели. Что может быть ужаснeе как помнить день за днем, что вся жизнь пропала даром, что исчезла послeдняя, слабая надежда, что пришел конец, а с ним безчестие неизгладимое, презрeние других, презрeние к самому себe, которое будет вeчно грызть душу?
Мистеру Соверби было уже пятьдесят лeт; жизнь для него открылась при счастливых обстоятельствах, и теперь, медленно возвращаясь вверх по Саут-Одле-стриту, он не мог не подумать о том, как он ими воспользовался. Еще в первой молодости он увидeл себя полным владeльцем отличнаго имeния; природа одарила его хорошими способностями, крeпчайшим здоровьем, ясным, проницательным взглядом на вещи и на людей,— и вот до чего он теперь довел себя!
А Этот Фодергилл так безжалостно-ясно все это представил ему на вид. Он не старался скрыть неизбeжность окончательной погибели какими-нибудь уклончивыми обиняками.
Вы свой пирог получили, я съели его, съели его с жадностью. Чего же вам больше? Или вам бы хотeлось свой пирог съесть два раза? Или съесть несколько пирогов сряду? Нeт, друг мой, нeт новых пирогов в запасe для тeх, кто поeдает их так жадно. Ваше желание незаконно, и тот, кто держит вас в руках, не обратит на него ни малeйшаго внимания. Не угодно ли вам теперь стереть себя с лица земли. Дозвольте, без дальнeйших разговоров смести вас в помойную яму. Все, что в вас имeло какую-нибудь цeну, уже исчезло; остался, с вашего позволения, один только сор.
И вот безжалостная метла опускается с непредолимою силой, и жалкий сор на вeки исчезает в безднe.
А всего жальче то, что человeк, если только он захочет обуздать свою жадность, может eсть свой пирог и между тeм сберечь его; да и вкус пирога может от этого стать еще лучше. Пироги на сем свeтe не уменьшаются, а еще увеличиваются от потребления, если только кушать их в мeру. Всe эти истины мистер Соверби грустно переворачивал в своем умe, возвращаясь из дома гг. Гемишена и Геджби.