Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь XX века

— О, чисто сицилийский юмор! — Эванс с удовольствием выпустил из ноздрей клубы дыма. — Успокойся, здесь никого не убивают. А вид моего офиса — блажь преуспевающего дельца. Все знают Джорджа Эванса. И всем известно, что Эванс скромен. Скромен до эксцентричности. Иногда это очень полезно. — Он встал, вытащил из — за папок на стеллаже бутылку виски и содовую, предложил: — Промочим горло, сынок?

— Не пью, не скандалю, не конфликтую с законом. — Фрэнк хотел добавить «папаша», но прикинул, что Эванс на папашу совсем не тянет — разжиревший сорокалетний пузан.

— Ладно, парень, не парь мне мозги. Возможно, я выгляжу олухом, но газеты все же читаю. Вот. — Он положил на угол стола папку с газетными вырезками. — Здесь все о Фрэнке Синатре. Не надо лезть тебе в штаны, чтобы понять — там не все спокойно.

Фрэнк вздернул подбородок — так четче вырисовывалась украшавшая его ямочка.

— Дело с заявившей на меня шлюхой закрыто за неимением доказательств. Знаете ли, мистер Эванс, мне нет необходимости брать женщин силой. — Фрэнк присел к столу, на котором появились стаканы.

— О, несомненно! — Эванс разлил виски, разбавив содовой. — Полагаю, если бы ангелу вздумалось петь в ресторанах и он обладал бы твоими данными, его непременно кто-нибудь затащил бы в постель.

— Точно. Моя проблема — обороняться от навязчивых поклонниц. Уже лет пять на мои концерты с оркестрами ходят толпы фанаток, которых называют «кеды и белые носки».

— Кеды? А лаковые туфельки? А сапожки из крокодиловой кожи не хочешь? Тебя будет любить вся Америка.

— Но вы вчера даже не досидели до конца.

— Разве знатоку необходимо выпить бочку вина, чтобы оценить его качество?

— Рад слышать, мистер Эванс.

— Джордж. Лучше — просто Джо. Нам теперь работать в связке. И знаешь, с чего я хочу начать, парень? С того, что свидетельствует, во-первых, о моем чувстве юмора, а во-вторых, о знании механизмов, которые пока далеко не всем ясны. Я в сущности имиджмейкер. Слыхал о таких? — Они выпили. — Я создаю звезду — ее биографию, ее внешность, ее привычки и склонности. Создаю продукт, от которого слюнки потекут у так называемого «массового потребителя». А юмор состоит в том, что щуплого коротышку с довольно заурядной внешностью… Тише, тише, парень, — осадил он дернувшегося Фрэнка, — это всего лишь констатация факта. Так вот… — Эванс поднялся и положил руку на плечо темпераментному визитеру, удерживая его в кресле. — Обладателя далеко не сногсшибательной внешности я собираюсь превратить в романтического певца, покорителя всех спален, героя всего женского населения, имеющего глаза и уши. Да, впрочем, плевать на глаза. Слепые леди всех возрастов тоже будут твои. Мне ж надо на тебе заработать.

— Почему бы не сделать из меня клоуна, раз уж моя внешность столь смехотворна?

— Голос. Голос, мой дорогой, голос. — Эванс все же зажег сигару и мечтательно уставился сквозь дым. — Бархатный, мурлыкающий баритон, словно нашептывающий в самое ушко своей избраннице самые ласковые слова. У тебя это здорово получается. Но придется тебе помочь, Фрэнки. А для этого мы с тобой должны быть вот так. — Он сцепил согнутые крючками указательные пальцы. — Начнем знаешь с чего? Ты выкинешь красный пиджак, в котором работал у Джеймса, забудешь про блестки, столь нравящиеся Томми, про яркие рубашки и ковбойские сапоги. Ты научишься носить шляпу так, словно родился в ней. И еще — ты засунешь в задницу свой сицилийский гонор.

Фрэнк едва усидел на месте, ноздри его побелели. Сквозь зубы он процедил:

— О'кей! Но давай, Джо, договоримся сразу: мы постараемся не наступать друг другу на больные мозоли.

Вскоре Эванс сказал:

— Собирай чемоданы, мальчик, порадуй семью. Мне удалось подписать с киностудией Меtro-Goldwyn-Мауеr контракт на три года.

— Я буду сниматься?

— С начала марта. Мои ребята подыскали тебе неплохую квартирку. Дорого, но, знаешь, положение обязывает. Видишь ли, Голливуд есть Голливуд.

— Прямо в Голливуд?! Это… Это фантастика!

— Ну, дорогой, все только начинается. И пожалуйста, когда будешь закупать летний гардероб, прихвати меня.

«Я номер первый! Я — Король! Ах, только б не свалиться с трона»

О, благодатный край! Все, абсолютно все цветет и пахнет: глицинии, бугенвилии, азалии, камелии и Бог знает что еще. Места голого нет, цветы лезут на заборы, крыши, оплетают стены! С утра до вечера радостное солнце и вместо желтой пыли — зеленый газон, сверкающий каплями росы. Дом одноэтажный, весь из белого штакетника, вроде непрочный, но тут у всех такие. Зато как удобно и чистенько! Ванна — это ж загляденье! Нэнси с малышкой целыми днями моется или гуляет в сквере, Мартин, надев наколенники, повадился бегать трусцой по аллеям, а Долли не прочь прошвырнуться по магазинам. Тут же все непросто — только и смотри по сторонам. «Добрый день, мисс Хепберн! Здравствуйте, мистер Гейбл! Ах, как мы вас любим… Это не ваша собачка, мистер Богарт? Сплошное очарование!»