Тина словно вернулась в детство, только теперь Барбара, а не Ава, отнимала у нее обожаемого отца. И Барбаре это удалось гораздо лучше, чем Аве. Барбара победила. Тина вынуждена отступить.
Вся в слезах, Тина повесила трубку. Впрочем, к горю примешивалось и своеобразное чувство облегчения. Если Тина чему-нибудь научилась у отца, так это беречь нервы (свои, разумеется). Ей надоели подачки отцовского внимания (виной которым был брак с Барбарой); Тина хотела полного «развода». С сестрой она говорила уверенным тоном – непоколебимая женщина, надумавшая сжечь все мосты.
Барбара же, отлично понимая, как больно ранит Фрэнка решение Тины, отнюдь не собиралась идти на уступки.
– Если честно, – говорила она близкой подруге, – у меня нет сил собачиться с Тиной. Только не сейчас! Тина, наверное, этого не понимает.
Подруга тоже не поняла, переспросила. Барбара принялась объяснять:
– Знаешь, каково быть опорой Фрэнку во всем? Это ужасно изматывает, доложу я тебе! Все силы забирает.
Далее Барбара продолжила: она устала, меньше всего она сейчас готова иметь дело с дочерьми Фрэнка, с их инфантильными обидами. У нее, у Барбары, есть дела поважнее. На первом месте – здоровье Фрэнка. Ему чуть ли не каждый день новое лекарство выписывают, он постоянно ездит по врачам, он расстроен, подавлен, Барбара за него боится. На Нэнси и Тину эмоций у нее не остается.
Конечно, можно возразить: забота о здоровье Фрэнка – не повод не звать его детей на такое важное событие, как восьмидесятилетие. Неужели Барбара и впрямь не понимала, какие последствия вызовет ее решение? Или не хотела понимать?
Со своей стороны, Фрэнк до странного быстро примирился с выбором младшей дочери. В конце концов, нечто подобное он уже «проходил». Почву для нынешнего бойкота подготовил бойкот давнишний, касавшийся, правда, только посещений дома, но не телефонных звонков. С тех пор, даже когда дочери сменили гнев на милость, Фрэнк уже не допускал их в свое сердце. И получается, правильно не допускал! В то же время чувства Тины были ему понятны. Тина хочет защитить себя – точно так же, как и он, Фрэнк!
Разумеется, фактическое отречение Тины спровоцировало ссору между Фрэнком и Барбарой. Барбара стояла на своем. Обсуждения ей надоели.
– Если твои дети хотели устроить нечто особенное – кто им мешал? Пусть бы устраивали, – заявила Барбара, по свидетельству одной из горничных. – Но они помалкивали, а почему? Потому что ничего не предпринимали! Вот я и сказала Джорджу с Джолин, что мы хотим поужинать в узком кругу. С детьми можешь отмечать день рождения тринадцатого числа. Да хоть весь следующий год! Не понимаю, в чем проблема!
– Если моих детей не будет на чертовом ужине, – шумел Фрэнк, – там не будет и меня. Старый я уже для этих распрей.
– Можно подумать, ты один старый! – запальчиво возразила Барбара. – Я тоже не девочка! Я тоже устала! (Барбаре исполнилось шестьдесят восемь.)
– Как можно праздновать день рождения без детей? – воскликнул Фрэнк.
– Мы не будем праздновать день рождения, – заметила Барбара. – Мы будем ужинать в тесном кругу. Хозяйка торжества – не я, а Джолин. Все вопросы по списку приглашенных – к ней. А ты пойдешь на ужин как миленький.
И Фрэнк действительно пошел на злополучный ужин.
«Прощай, папа»
Дин Мартин скончался рождественским утром 1995 года в возрасте семидесяти восьми лет. Причиной смерти назвали дыхательную недостаточность, спровоцированную эмфиземой легких.
Фрэнк, потерявший уже Аву, Сэмми Дэвиса, Джилли Риззо, Сэмми Кана, теперь, после смерти Дина, погрузился в глубокую депрессию.
– Я буду следующим, – говорил он друзьям в ресторане «Маттео» в Беверли-Хиллз. – Но мне не страшно. Чего бояться? Все, кого я знал и любил, уже ТАМ.
Хотя отношения с Дином испортились после неудавшегося турне, Фрэнк продолжал с ним видеться; в частности, седьмого июня 1995 года был на его дне рождения.
В том же 1995 году Фрэнк и Барбара продали за четыре миллиона девятьсот тысяч долларов особняк в Палм-Спрингз, которым Фрэнк владел с 1954 года. Решив вести «более скромную жизнь», супруги оставили себе дом в Беверли-Хиллз (четыре спальни, шесть ванных, стоимость пять миллионов двести тысяч) и «пляжный дом» в Малибу (стоимость шесть миллионов).
Фрэнку невыразимо трудно было продавать дом, где прошли почти пятьдесят лет его жизни. Однако здоровье требовало постоянного наблюдения врачей, которое невозможно обеспечить посреди пустыни, вдали от больниц. Нэнси, Тина и Фрэнк-младший также выступили за продажу дома, руководствуясь еще и тем соображением, что в Беверли-Хиллз отец будет к ним ближе. Фрэнку же расставание с домом далось крайне тяжело, в новом доме он долго не мог прийти в себя.