Фреон

И случается порой, что от этой вечной лжи, от этой гадости, что творится вокруг него, срывается сталкер в Зону. Но уже не за деньгой, а потому, что всё вокруг обрыдло, что тошнит уже от вечного и бессмысленного мотания «пошёл-нашёл, продал-пропил, купил чего, потратил всё, опять пошёл», которое рано или поздно закончится отнюдь не хеппи-эндом. И кажется сталкеру в один прекрасный или не очень день, что у него появилась Мечта. И невдомёк бедолаге, что эта его мечта лишь клубок собственной лжи, и тащится сталкер через всю Зону лишь затем, чтоб, если повезёт, дойти до Саркофага, увидеть внутри него гору спёкшегося, обугленного хлама. Те немногие, что смогут вернуться, расскажут, что никакого Монолита нет и скорее всего не было никогда. А ведь Доктор сказал, что просто нужно быть честным с собой, несмотря на то даже, что это «просто» бывает в тысячу раз труднее самого похода к Саркофагу.

Вот и сейчас ты опять врёшь, Фреон, и себе, и «фримену». И почему-то до сих пор не хочешь признать, что гложет тебя, да что там, люто грызёт мысль, что ты два раза уже точно загубил свой отряд и один раз подставил под пули. Что тебе больше не хочется рисковать жизнями Фельдшера и этого прохвоста Философа, которого ты неизвестно за каким чёртом взял на поруки. Что не хочешь признать того, что за каждым твоим шагом смотрят теперь так и не состоявшиеся, но такие близкие друзья, навсегда потерянные, но при этом родные до боли в сердце люди. Что тебе, прожжённому Зоной сталкерюге, давно забывшему слова «совесть» и «друг», когда-нибудь станет больно и стыдно за поступки, о которых в недалёком прошлом ты забыл бы через полчаса.

Может быть, Фреон, это всё с тобой творится просто потому, что ты перегораешь, что, наконец, укатала тебя Зона так же, как и других сгоревших бродяг, что безуспешно пытаются выживать в «Шанхае» – лагере вблизи от «Ростка». Что отходил ты своё по Зоне, шесть лет здесь – срок для сталкера почти неприличный. Да и вообще… просто отходил своё Фреон.

– Мужики, чего такие лица постные? – Я улыбнулся, потому что стало вдруг всё просто и легко, даже свободно в груди. – Давайте ещё по чуть накатим, а?

Инициативу никто не поддержал. Хорь вздохнул и ушёл к прилавку, ничего не сказав. Там кто-то постучал о доски – торговля в «Схроне» уже началась. Молчали Фельдшер с Философом. Ну, раз так, то опять один… я, не скромничая, вылил в кружку всё, что оставалось в бутылке, махнул в три больших глотка и вытащил сигарету из пачки Хоря. Сколько не курил? Лет, наверное, десять… однако табачный дым не начал драть глотку, не закашлялся я, но и удовольствия никакого не получилось. Недокуренная сигарета зашипела в масле шпротной банки.

– Адьёс, народ. Я на боковую. Завтра всё выяснится… утро вечера мудренее.

Как ни странно, притворяться спящим на этот раз было совсем нетрудно. Я лежал на продавленном диване с закрытыми глазами, и было мне спокойно, почти безмятежно. Всё в порядке, всё наладилось… не нужно больше ни о чём беспокоиться. Я почти лениво перебирал страницы своей жизни, попутно отмечая, что улёгся и заснул Ересь, долго, беспокойно ворочался на своём лежаке Фельдшер. Дождавшись, пока и он не начнёт похрапывать, я неслышно поднялся, вытащил из секретного кармашка комбеза доллары, две тысячи наличными, что выдал мне Хорь за «лунный свет». Тысячу – Ереси, за отворот рубахи, тихо, осторожно, чтоб не проснулся парень. Вторую – в нагрудный карман «свободовца», и ему же – расписку ещё на четыре штуки в зелёных рублях. Честный он мужик, разделит с Философом по совести. Затем в первый раз за всё время надел я свитер убитого Андрея, удивляясь, как мягко, тепло он греет, вытащил из ящика записку Лены и свой ПММ. Проверил магазин, сунул пистолет за ремень, прикрыл его свитером.

– Далеко собрался?

– Подышу чуток, а то чего-то мутит меня, – буркнул я бодрствующему Хорю, поднимаясь вверх по лестнице, и тот кивнул, снова уткнувшись в какую-то книжку из своей «библиотеки».

Осенними ночами в Зоне бывает особенно темно, почти до черноты. Но над «Схроном» поднял Хорь на высоком шесте фонарь, заметный издалека, зазывающий из Зоны усталого сталкера. Этакий маяк получился… и освещал он, впрочем, не так чтобы много, но мне не составило труда добраться до северного холма, с которого раньше хорошо была видна бывшая «Деревня новичков» и, если день был светлым и без туманов, даже заброшенный блокпост военных, оставшийся там с тех пор, как была Зона маленькой и почти незаметной для человечества.

Есть на этом холме приметный валун… здоровенный камень. В одной из выемок на его замшелых боках можно было сесть, удобно откинувшись спиной. Однако затягивать с этим всё равно не стоит.

В свете налобного фонаря записка казалось слишком яркой, белизна тетрадного листка немного резала глаза. Я снова перечитал знакомые строчки, не торопясь, глядя на каждую букву, выведенную аккуратным женским почерком. Разгладил листок ладонью, глубоко вдохнул неожиданно свежий, холодный воздух ночной Зоны. Достал пистолет.