Фреска

Сколько он себя помнит, ему, Арпаду, никогда не жилось так интересно и беззаботно, как в те развеселые деньки, когда подступил фронт, тогда все в городе стояло вверх дном, и дома тряслись как параличные под пушечный грохот. Этой осенью сравнялось десять лет с той поры, как здесь прокатились бои. Ему тогда было четырнадцать, и чтобы чего-то бояться, у него, подростка, и в мыслях не было. Янка, стиснув руки, шпарила «Отче наш», забившись в подвал. Папочка белый как мел читал Библию, Ласло Кун, напоминающий карикатуру на библейского пророка, отправлял службу в единственном на всю улицу бомбоубежище; тетушка Кати забилась под перину, и никакими уговорами ее нельзя было оттуда выманить, Анжу целые дни напролет копал ямы и буртовал разные овощи; Аннушка же, не шелохнувшись, часами простаивала в подворотне и прислушивалась к звукам внешнего мира, как будто от услышанного зависела ее жизнь. Ну, а он, Приемыш, беззаботно насвистывая, слонялся по двору или забирался на чердак и оттуда следил, как, пролетая над городом, самолеты избавляются от своего опасного груза, как бомбы, описав дугу, со свистом устремляются вниз, а на месте их падения вздымаются столбы дыма и пламени. Чего тут, спрашивается, было бояться? Да он едва мог дождаться налета, чтобы первым выскочить на улицу и нахватать побольше разбросанного барахла! Случалось ему заглядывать в лавки, где занимался пожар, и он не трусил. Зато, святые угодники, чего только не притаскивал он домой! «Христианская душа в этом отроке!» – изрекал Папочка. Это точно: уж чего другого, а христианского духа в нем всегда хватало с избытком. Сроду не жилось ему так вольготно, как в те благословенные педели, успевай хватать, что плохо лежит. А когда подходили русские, только этой дурище Янке заранее мерещились всякие страхи. Стоило поглядеть на этих баб – ни дать ни взять ряженые: Янка обмотала голову каким-то старушечьим платком и вымазала сажей лицо, а тетушка Кати напялила на себя все свои одежки – не ровен час, солдаты чего прихватят! Нет, по нему, так война – развеселое времечко и куда как занятное! В жизни своей он столько не потешался. Один Ласло Кун чего стоит, лопнешь со смеху, как вспомнишь: однажды ночью в разгар боев Ласло Кун собственноручно намалевал на воротах альфу и омегу, огромные буквы, выведенные масляной краской. Сначала он хотел, чтобы Аннушка это сделала, по Аннушка чертыхнулась и запустила кистью в рожу Ласло Куну. Их дом со знаком ангела на воротах походил тогда на пристанище святого семейства по пути в Египет. Хороши бы они были со своей альфой и омегой, если бы не он, Приемыш; утром он выскочил тогда спозаранку и рядом с тарабарщиной Ласло Куна мелом начертил на воротах преогромный крест. Просто диву даешься, как по-идиотски вели себя все эти люди! Папа, в ком пропал незаурядный актер, встретил русских в полном парадном облачении, седые волосы, выбиваясь из-под парчовой шапочки, волнами ниспадали на плечи, одной рукой он вздымал Библию, а другой – неведомо зачем, держал сосуд для причастия. Русские, бесхитростные души, кровь господню выпили до капли, а сосуд, как видно, был им без надобности.

Нет, ей-богу, напрасно столько разглагольствуют о борьбе за мир, в войну житуха была что надо, он лично повеселился вдосталь. Да и вообще пусть попробует кто из них попрекнуть его. Если бы он не подкармливал тогда всю эту ораву, дорогие родственнички подохли бы с голоду во время инфляции. Вот когда пригодилась шкатулка, которую старик Цукер успел сунуть ему в руки, прежде чем его забрали в гетто. Счастье, что сожгли старика, иначе пришлось бы выкручиваться, вздумай тот востребовать свою шкатулку обратно. А впрочем, поделом ему, зачем, спрашивается, старому еврею такая куча драгоценностей!

Ну, во всяком случае, учительствовать он, Приемыш, больше не намерен, поиграли – и хватит, самая пора прибиться к другому берегу. Жофи говорит, исключено, чтобы возникли какие-либо препятствия с его приемом в партию, а уже если дело дойдет до районного комитета, то там и вовсе должно пройти без сучка без задоринки: в райкоме с большим почтением относятся к Ласло Куну. В конце концов и от красного олуха будет хоть какой-то прок, не зря же его по всякому случаю фотографируют со всех сторон, только успевай поворачиваться. Конечно, если ветер подует в другую сторону, прихожане намылят ему шею и будут правы: нельзя же быть таким ослом и полностью поддаваться самообману. Имеет смысл объявлять себя коммунистом, только если ты способен смотреть на происходящее со стороны и ко всему относиться с юмором. Но чтобы решиться на этакое из убеждений и за здорово живешь? Чушь собачья!