О Папе он скажет только, что неудачно сложившаяся личная жизнь сломила его, и он раньше времени удалился от дел и мирской суеты. Янка не в счет, Янка – одно целое с Ласло Куном, а что касается остальных, то хотя он и указал в биографии, что младшая дочь его приемного отца девять лет назад порвала с семьей, все же маловероятно, чтобы расспросы начались именно с Аннушки. Если, конечно, Чабаи не додумается сунуть нос. С этого придурка станется заподозрить, будто Аннушка из каких-то политических причин сбежала из дому. А учителя – народ любопытный, ни один не вмешается, чтобы положить конец расспросам. Эх, черт бы побрал эту Аннушку! Ну ладно, пусть его докапывается до истины Чабаи, он, Приемыш, сумеет объяснить и историю с Аннушкой. Конечно, он не вывалит им всю правду, правда сама по себе груба и бесформенна, ее следует предварительно скомпоновать, как музыкальное произведение. Аннушка, к примеру, оттого была вынуждена покинуть семью, что ее мировоззрению противоречила общая атмосфера долга – дома священника. Это более-менее и отвечает истинному положению дел, в этом Приемыш готов поклясться, да тут поклялась бы даже эта святоша Янка. И хотя он, Приемыш, не знает ее теперешнего адреса, поскольку Папочка запретил им любого рода общение с ней, по Аннушка, скажет он, еще в сорок пятом году пыталась наладить контакты с рабочим движением и, чтобы осуществить свои замыслы, уехала в Пешт. А вдруг Чабаи случайно знает ее? Это было бы ужасно. Но он, Приемыш, от своего не отступит: во всяком случае, ему так известно, и не его вина, если дурные люди сбили одинокую девушку с пути истинного. Несомненно, что Аннушка всегда была по натуре весьма демократична, вот уж кто пришелся бы по вкусу этим коммунистам; Жофи наверняка привязалась бы к вей, потому что и Аннушку всегда тянуло к простонародью, и если допустить, что она вообще способна кого-то любить, то можно сказать, 'что она любила этого старого оборванца Анжу.
Конечно, ликования не жди, когда придется открыть Папочке, что он, Приемыш, вступил в партию. Папочка, чем старее он становится, тем больше цепляется за свои принципы, его неприязнь к коммунистам растет. Ну, не беда, уж как-нибудь да сумеет он все объяснить старику. А если, случаем, окажется, что его поступок столь глубоко ранит чувствительное сердце Папочки, что его не удостоят прощения, тогда…
Тогда он все равно не останется в проигрыше. Такой образ жизни долго не протянешь, ну сколько можно околачиваться в доме священника? Если ему удастся избавиться от школы и заполучить какую-нибудь работенку поприличнее, все равно он вынужден будет переселиться; построит себе квартиру, как Саболч Сабо. О том, чтобы сюда, в дом священника, привести женщину, нечего и заикаться, даже гостей своих он по-настоящему принять не может, с приятелями ему приходится встречаться в городе; да и помимо того, если уж он продвинется в кандидаты партии, ему нельзя будет больше оставаться в этом доме, несмотря на то, что отношение властей к церкви стало более терпимым. Первый шаг – это вступление в партию, затем придут деньги, положение, следом – новая квартира, а там – прощай, родимый кров, прощайте, дражайшие родственнички, расхлебывайте без него свои свары. На счастье, оба они – и красный псих, и Папочка – люди глубоко верующие; религиозные убеждения помогают им держать в узде свои бурные страсти. Будь они хоть чуточку менее набожны, один из них наверняка бы пристукнул другого. Пока что сила на стороне Ласло Куна; вопреки категорическому запрету Папочки, он примкнул к движению сторонников мира, и, когда Папа услышал первую его проповедь в новом духе, он выскочил из церкви, как ошпаренный. Скандал разыгрался страшнейший; тогда-то и пришлось Папе уйти на пенсию. Надо отдать ему должное, со стороны Ласло Куна благородно, что он терпит Папу в доме. Которман, капеллан, каждую неделю намекает, что-де ему ежедневно приходится тащиться пешком от старой мельницы. А как же иначе, если Папочка занимает канцелярию и комнату капеллана пришлось переоборудовать под служебное помещение. Как бы ему поделикатнее все выложить Папочке? Ну, беда не велика, найдет он подходящую форму. Счастье еще, что Аннушка с ними не живет, остается Янка, но та на все знай кивает головой, а Ласло Кун считает ниже своего достоинства вмешиваться в какие бы то ни было семейные дела. Аннушка, та, конечно, показала бы ему язык и навесила бы какую-нибудь обидную кличку.