Драко Малфой уже который день ходил сам не свой: был невнимателен на занятиях, срывался на Крэбба и Гойла и, кажется, вовсе забыл о моей персоне. Чего нельзя сказать о Панси и Миллисент, которые в середине недели вернулись в нашу общую спальню и тут же задумали глобальную пакость, сломав защиту на моей кровати и наложив на нее несколько заклинаний, а также попытались вскрыть чемодан с моими вещами (у Миллисент долго не исчезнет надпись «воришка» с ее руки). Следующие дни выглядели они ужасно – бедняги не смыкали глаз по ночам, мучимые кошмарами и странными невидимыми многоногими насекомыми, поселившимися у них в кроватях (одна из немногих иллюзий, которая мне действительно неплохо удавалась).
Блез рассказывал мне легенды и сказки волшебной Англии и дарил букеты из поздних цветов Запретного Леса, а я все ждала, когда он решится на поцелуй.
Дин и Томас уже дважды приглашали меня в гриффиндорскую башню (это нечестно – там действительно намного теплее!), и я успела втереться в доверие к Гарри Поттеру и его друзьям, дважды сделав вечно загруженного Гарри в шахматы, и столько же раз позорно продув в них Рону Уизли (ненавижу шахматы – ненавижу!). Гермиона, на мое удивление, неплохо ориентировалась в первичных формулах заклятий, и мы с ней даже модифицировали парочку – впрочем, без особого практического применения. Она обещала помочь мне с Рунами – пробел в этой области у меня был велик, и мы решили заниматься по вечерам в библиотеке.
Кстати, о библиотеке – Особая Секция меня почти ничем не смогла порадовать, и я пожалела, что не накупила больше книг в лавках Лютого переулка.
В середине второй недели я наведалась в Хогсмит, чтобы забрать свой амулет, который, наконец, позволил мне расслабиться. Атаки Снейпа на мое сознание перестали быть такими наглыми, но не прекратились. Теперь они стали тоньше и незаметней, и пару раз я понимала, что к чему, когда уже успевала надумать кучу всякого. Похоже, профессор решил во что бы то ни стало раскрыть все тайны своей новой ученицы. Это был один из немногих людей в Хогвартсе, чью симпатию мне не удалось завоевать. На двадцать второй день своего пребывания в замке я подслушала его разговор с директором.
- Почему ее исключили, вы узнавали? – спрашивал Снейп.
- Это неделикатно. Я видел рекомендательно письмо. Все в порядке.
- Я даже сомневаюсь, что она училась в этой школе, - шипел Снейп. Я стояла за углом, пытаясь стать незаметной даже на уровне ауры. Не думаю, впрочем, что Дамблдора я смогла одурачить. Он наверняка знал о моем присутствии.
- Северус, ты паникуешь.
- Вы вообще ее видели? Она явно опасна для других учеников. Знаете, что она сделала с Драко Малфоем в первый же день в поезде? А потом он приходил ко мне за противоядием – кто-то напоил его Амортенцией, я уверен, что…
- Ты преувеличиваешь.
- С ней явно что-то не так. Я хочу знать, что именно. Она учится на моем факультете!
- Правда, она похожа на Лили? – Дамблдор резко поменял тему, и Снейп заткнулся. Интересно, кто такая Лили?
- Вовсе не похожа, - очень мрачным голосом ответил он. – И при чем здесь…
- Минерва, вас-то мы и ждали! – воскликнул Дамлдор, вновь игнорируя слова профессора. – Собрание вот-вот начнется, все уже внутри.
Они вернулись в учительскую, и на этом любопытный разговор был окончен.
- Я слышала, в жизни Снейпа была какая-то Лили? – осторожно спросила я Гермиону этим же вечером. Мы сидели втроем. С нами теперь занимался Блез, который тоже изучал Руны. Сперва гриффиндорка и слизеринец скептически относились друг к другу, но общий академический интерес позволил на время забыть о межфакультетских разногласиях.
- Лили была мамой Гарри, - бросив взгляд на Блеза, сказала она. Блез, кажется, не был удивлен – похоже, об этом знали все. – Она погибла по вине Снейпа, ведь он помог Сам-Знаешь-Кому их найти, и тот убил всю семью Гарри.
Чувство вины? Неразделенная любовь? Как затрагивает Снейпа эта Лили, если Дамблдор так легко манипулирует им, используя ее образ? Надо бы залезть в голову Гарри Поттеру. Или нет, лучше просто поговорить – лазить в мыслях этого мальчика было жутким делом. На нем висело какое-то страшное проклятье, и я чуть не заорала в голос, когда первый раз сунулась ему в голову. А поговорить он мог и любил – особенно когда я слегка поощряла его чарами доверия. Он уже рассказал мне и про свое страшное детство (надо же, а я всегда думала, что это у меня детство было несчастливое), и про погибшего той весной крестного – эта история пошатнула стену моего самоконтроля. Я почти плакала, когда рассказывала ему про то, как этой же весной погиб мой отец. Он был полицейским, и его убил высокопоставленный негодяй, о преступлениях которого он узнал. Гарри слушал молча, как Блез, и разделял со мной все, что я чувствовала. Гарри Поттер был хорошим парнем.