Фридл

Мы получили уведомление, что евреи Краловоградской области должны готовиться к сборам. Не успели мы сообщить об этом друзьям, как этот приказ отменили, вернее, заменили на новый: «Сдать домашних животных». Логично. Зачем им после нашего отъезда собирать по домам еврейских собак и кошек, если мы все это можем сделать сами. Инструкция прилагается. Заполнить формуляры на все виды животных в доме, обязательно указать – зачем? – наличие кошек, собак и птиц, живущих по соседству в арийских семьях. Сокрытие или передача домашних животных в чужие руки строго запрещены и караются законом. На евреев – иностранных подданных – этот указ не распространяется. Господа евреи, ваше добровольное участие будет по достоинству оценено Рейхом! Внизу – адреса приемных пунктов в Градце Кралове. И дата. Что делать?

Погоди, – успокаивает меня Павел, напишем Хильде, она приедет…

Но как она заберет Юленьку?

Хильдин отец затребует Юленьку для особо важного научного эксперимента.

Пока мы думали, как написать Хильде, чтобы она поняла, в чем дело, пришла новая повестка. Сдача животных откладывается на месяц. Вместо этого сдать радиоприборы и электронагреватели.

Все сдам, лишь бы не трогали Юленьку!

Павел привязан к ней больше меня. Я любила Пегги. Но это к делу не относится. Почему мы вообще должны что-то сдавать? А если бы они велели сдать голову?

Прислали бы инструкцию по упаковке!

Вынуть золото и серебро из ушей и рта (металлические коронки оставить), протереть лицевую часть головы нашатырным спиртом, уложить волосы вокруг лба по часовой стрелке…

Это вряд ли, – смеется Павел, – с моими волосами данную процедуру произвести невозможно. А что делать лысому Штраусу?

Завернуть лысую голову в тряпку и принести на пункт сбора по адресу такому-то.

Господа евреи, ваше добровольное участие будет по достоинству оценено Рейхом!

Макабрический хохот.

Моя дорогая!

Твое письмо проникнуто грустью, и я, как и ты, чувствую, что мы становимся богаче посреди этого всеобщего обнищания. Не могу даже передать, как я рада, что у меня есть ты, и я верю, что мы будем счастливы.

Хочу попросить тебя. Мои родители так беспомощны и не приспособлены к жизни, что было бы славно, если бы ты о них немного позаботилась.

Я поручила Диве, чтобы она написала сама. Мне теперь пришло в голову, почему люди так разобщены – особенно это заметно в маленьких городах. Другого человека можно постичь, только познав себя. Семья, природа, работа – все это объективно расширяет наш мир; поэтому в большом городе жить легче. Но и в маленьком можно самосовершенствоваться.

Если серьезно рассмотреть наше будущее, это не что иное, как расширение внутреннего мира. А как тебе понятие «божьей милости»? Все, в том числе те, кто этого совсем не достоин, вдруг получают нить Ариадны и достигают просветления. Человек, живущий так мало, не может постичь одновременность нескольких событий, их молниеносное совпадение. Не за то ли мы ценим мечту, что она подменяет широтой глубину?

Ты не сердишься на меня за то, что я такая, какая есть?

Крепко обнимаю тебя! Ф.

Я уже стала лучше видеть – результат десятинедельного лечения.

49. Родственники

Мы с Павлом получили разрешение на поездку в Прагу. Повидаться с семейством, проводить в Терезин Бедржиха с Йозефой. Я не видела их со дня нашей свадьбы. Старший брат, долговязый, сутулый, с прядью волос, уложенной вокруг большого лба для прикрытия проплешины… «Сдать голову!» Вот ведь придумаешь глупость… Лучше опишу Йозефу. Она узколицая, с утиным носом и такой же походкой.

Странно прощаться с теми, с кем и познакомиться не успел.

Встретимся в Терезине, – утешает меня Йозефа, – и уж там будем держаться вместе, там-то не разъездишься.

Чтобы поцеловать Бедржиха, Аделе приходится вставать на цыпочки. – Весь в отца, – говорит она, утирая слезы тыльной стороной ладони.