Фридрих Барбаросса

Я увидел Генриха Льва только через три месяца после сдачи его последней крепости на рейхстаге в Эрфурте. Потеряв из-за своего ослиного упрямства все, что имел, теперь он бросился мне в ноги, умоляя хотя бы сохранить ему жизнь. Впрочем, уж кого-кого, а родственников я не убиваю. Помиловал и на этот раз, мало того, самолично поднял с колен и расцеловал. Когда же закончился суд, я уже наедине передал ему часть его прежних владений, столько, сколько хватило бы жить безбедно, но недостаточно для того, чтобы сколотить новую армию. На самом деле мог бы не давать и этого, у кого в родственниках король Англии не пропадет. Но, да уж видно, горбатого могила исправит, в смысле, не могу по-другому. И еще одно, согласно решению суда Генриху следовало уехать в изгнание на несколько лет. Собственно, после такой войны до него запросто мог бы добраться кто-то из бывших союзников, кого он обидел в свое время, да, чего доброго, вырезать всю семью. Поэтому я рекомендовал ему отсидеться под защитой тестя, забрав с собой жену и детей[161].

Глава 54 Праздник в Майнце

После победы над Генрихом Львом в Империи практически не было войн и мятежей. В 1181 году помер папа Александр III и на его место заступил Луций III[162], ненадолго, как поняли все вокруг — новоизбранному понтифику к моменту выборов исполнился 71 год. Впрочем, второго такого, как Роланд, им бы все равно не отыскать. Очень сильный человек, не зря меня тогда предупреждали по поводу него в Болонье.

Постепенно я пришел к парадоксальному выводу, что вполне могу помириться с ломбардской лигой, вернув им все их привилегии и вольности. К слову, налоги с городов Ломбардии мне были необходимы в ту пору, когда Империя только поднималась, вставая на ноги. Теперь, когда сундуки полны злата и амбары ломятся от припасов, ну их, успокоившихся, смирившихся врагов, я уступлю. Вот перезаключу мирный договор еще лет на пятнадцать, и можно будет… нет, не почивать на лаврах, а как раз наоборот, взяться совместными усилиями за Тоскану, те самые места, которые в официальных документах до сих пор именуют «наследством Матильды».

Хорошо было бы забрать себе Таскану, отправляя папе, как арендатору часть доходов, процентов эдак пять, ну, десять. А что, хорошее предложение, ни пахать, ни сеять, ни охранять и даже не продавать урожай и при этом ежегодно получать натурой и деньгами. Пока что папа против, но рано или поздно, думаю, согласится. Вот создам союз с лигой, он и не на такое согласится.

Долгие годы мечтал стереть с лица земли Алессандрию, мало того, что построена без разрешения, так еще и названа в честь папы Александра, чтоб ему на том свете икалось. Да и поражения своего у стен этого глиняного недоразумения простить не мог. А потом папа его еще и епископством сделал. В общем, обида на обиде. А с другой стороны, жалко, люди его строили, сколько свадеб сыграли, детей родили, а теперь что же всех вон и красный петух по крышам? Друзья из Болоньи придумали, как горю помочь.

Все население Алессандрии уходит из города, после чего я издаю указ, как бы основать его заново, и присваиваю новое имя Цезарея. Назвал, а тут уж горожане входят в город, как бы построенный еще раз, и живут в нем. А что не жить-то? Вот только пусть сначала все мужчины в возрасте от 14 до 70 лет присягнут императору.

Разобрался с Алессандрией, и 30 апреля 1183 года отменил Ронкальские законы, подписав предварительный мир с лигой. Лига признала императора своим господином. Так что теперь я имел полное право утверждать избранных ими консулов и судей. Теперь бывшие враги сами наблюдали за соблюдением законов Империи на территории Италии. Это событие мы отпраздновали в Германии в крепости Констанц, где 20 июня состоялся очередной рейхстаг. Точнее, сразу после рейхстага. Пир был вот уж действительно на весь мир, простым людям на улицах города накрывали столы так, что они разве что не падали под тяжестью блюд, а также кувшинов с вином и пивом. Мы славили друзей из лиги и поднимали кубки за новых консулов, которых я утвердил на рейхстаге.

Праздник длился неделю или больше и закончился для меня и всей Империей страшным горем, на обратном пути из Констанца, 11 июля в бурге Пфуллендорф, где мы остановились передохнуть, тихо и незаметно скончался ни одного дня до этого не болевший Отто Виттельсбах. Помню, на питейном турнире богатырь Отто — герцог Баварии, одолел самых знатных выпивох Империи, а потом слег и просто умер. От счастья, наверное.