Фридрих Барбаросса

Может быть, эта германо-итальянская концепция содержала в себе тщеславное намерение распространить империю на весь христианский Запад, как это некогда сделал Карл Великий. Во всяком случае четко выделить это намерение в развитии политических событий нелегко. Как бы то ни было, присоединение Бургундского королевства в 1038 году обнаруживало желание объединить под эгидой одного императора три скипетра из оставшихся после раздела владений Каролингов.

Что до четвертого скипетра — французского — то откуда нам знать, не мечтал ли о нем еще какой- нибудь император?

Возможно, Оттон Великий, вмешавшись непосредственно в династические споры потомков Карла и Роберта, думал о контроле над Французским королевством, но не похоже, чтобы он мечтал стать королем Франции. Однако это не мешало возникновению время от времени требования суверенитета над всеми христианскими землями Западной Европы, требования, которое подпитывалось воспоминаниями и легендами о Карле Великом. Это выразилось в несколько пренебрежительных определениях типа regulus — королек, которыми иногда именовали других монархов.

В правление Генриха IV, Бензон, епископ Альбский, пламенный защитник императора, выделял его из «провинциальных корольков». В эпоху же Барбароссы нормандский клирик Этьен Руанский, монах из монастыря в Ле Бек, представлял монарха как законного наследника Каролингов, а потомка Капетингов считал узурпатором.

Тем не менее, эта западная идея об империи оставалась очень смутной, так как единственная ссылка на деяния Карла Великого была сделана не столько для утверждения европейской юрисдикции, сколько для прославления достижений Каролингов и германцев. Законным преемником Карла Великого объявлялся германский император, поскольку в 962 году реальная власть на Западе была у немцев. Около 1150 года Kaiserkronik, труд, составленный на баварском наречии, пересказал без всякой последовательности историю императоров от Августа до Конрада III, в которой утверждалось, что римляне сами отказались от права назначать императора сначала в пользу франков, затем в пользу германцев, и все это, как вскоре стал утверждать писатель Оттон из Фрейзинга, совершалось по воле Провидения.

Но ничто в этих заявлениях и объяснениях не указывало точно и ясно на прямое господство германцев над всем Западом и, в частности, над Французским королевством. Однако все свидетельствовало о том, что германский император был самым авторитетным и самым могущественным властителем, первым среди западных принцев.

Если где и просматривалось явное стремление к более весомой власти, так это в мечте о всемирной Империи. Это и была, наряду с германской идеей, самая интересная форма, в рамках которой задумывался в средние века имперский организм. Более того, единственный император-предшественник Фридриха Барбароссы, а именно Оттон III, воцарившийся уже не в Германии, а в Риме, наилучшим образом выразил эту универсалистскую программу, и все или почти все остальные в какой-то момент почувствовали в глубине души задор этой величайшей страстной мечты.

Мечта эта, которая так мечтой и осталась, основывалась на желании объединения всего христианского мира под императорским скипетром, то есть одновременным владычеством над всем Западом и всем Востоком. Оттон III, сын германского императора, а по материнской линии внук императора византийского, однажды в необыкновенном порыве, политическом и мистическом одновременно, стал претендовать на управление обеими империями. Послание, адресованное ему и переданное нам Одилоном, аббатом Клюни, достаточно ясно демонстрирует это стремление владеть всем христианским миром вместе с желанием защищать этот мир от неверных:

«Пусть славянин ворчит, а венгр скрежещет зубами; пусть грек остолбенеет и сарацин в смущении ударится в бегство; пусть африканцы платят дань, а испанец молит о помощи. Пусть Бургундия чтит императора и поклоняется ему, а Аквитания радостно устремляется ему навстречу. Пусть вся Галлия скажет: „Кто слышал о подобном?“ И итальянский народ, воздев руки кверху, воскликнет:

„Богом клянемся, се есть единственный сын кесаря Оттон Великий!“».

Конечно, Оттон III так никогда и не осуществил свою мечту. В самой Италии он натолкнулся на очень сильное сопротивление.

Скончался он преждевременно, неудача его была очевидной.

Однако задуманная им идея пережила его. Она привела некоторых, по крайней мере немецких монархов, к тому, что они отказались считать византийского суверена настоящим императором и вознамерились подчинить его своему влиянию.