Фридрих Горенштейн. «Время и мы». 1979-1989

Жена соседа. Говорят, когда грохочет, нужно хвататься за больные места. У меня тромбофлебит. Видишь, как я с тобой откровенна. Разве хоть одна женщина призналась бы своему любовнику, что у нее тромбофлебит.

Волик(раздраженно). Оставьте ваши шутки. Я не намерен... Я вообще... Я и Лиза не придем... Мы не придем к вам... Я решил...

Жена Соседа(другим тоном, искренне, даже несколько испуганно). Ну извини меня, ну прости... Я смеюсь... Я смеюсь... Да, я смеюсь... Дура старая... Я сегодня получила телеграмму от дочери... Она не приедет... Поздравляет и так далее... У нее своя жизнь, уже наверное с кем-нибудь встречается... С каким-нибудь... Этим... Зачем ей мать... Я совсем одна... Когда я думаю о себе, я думаю о тебе... О нас двоих... Я знаю, как тебе тяжело... Ты похудел... (Она проводит пальцами по его лицу, щекам). У тебя воспаленные глаза, ты тоже не спишь. Я знаю, эти слухи, сплетни, эти анонимки... Сегодня ко мне гости придут, чтобы разглядывать тебя... В основном... Видишь, я признаюсь... На четвертое после сладкого стола, современный праведник...

Волик. Как это гнусно... Неужели вы не видите сами... Ну скажите... Пригласить человека... Ох, как это гнусно...

Жена соседа. Да, это гнусно... Я знаю... Я все знаю... Я знаю, Лиза уже несколько раз хотела уйти от тебя... Приезжал отец ее. Он кричал на тебя. В твое отсутствие он рылся в твоих вещах... Он нашел коробку с камешками, пробками, веревочками... Он кричал, что Лиза не имеет права иметь от тебя детей... Впрочем, и его можно понять... Он получил ужасную анонимку... А эти камушки, веревочки у пожилого, лысого человека... Эта коллекция... Согласись сам... Все-таки он отец...

Волик. Да, конечно. Я не обижен, я понимаю... Коллекция веревочек и пробок... Но откуда слухи, анонимки... Неужели он... Эта щука... Впрочем, я достаточно сам болтаю... Лиза — это прекрасная женщина... Как она несет свой крест... Мне больно смотреть... У меня снова к ней чувство... Не то что раньше... То я растоптал... Я обнищал... У меня ничего нет более внутри... Отец прав, он выбросил камни в мусоропровод. Чудно, чудно... Вы знаете, раньше я испытывал к Лизе неприязнь. Раньше, когда любил ее по старому... С камушками... Иногда, на мгновение вдруг неприязнь... А теперь у меня к ней такое ровное чувство... Такое теплое...

Жена соседа. Это потому, что ты остановился на полдороге. Упал с крыши, да зацепился за балкон...

Волик. Ах, при чем здесь... И почему я вообще говорю о своих чувствах с вами... Впрочем, полдороги — это мысль... Это замечательная мысль... Нельзя висеть, это мучительно... Вот о чем я думал, но не сформулировал. Надо либо стоять, либо падать до конца. И тогда наши отношения с Лизой сделаются более ясными, более определенными... Мы сможем расстаться, не испытывая друг перед другом ничего... Вернее, Лиза ничего не должна испытывать. Ни тени угрызений совести. Лиза молода, еще полюбит... Я должен полностью освободить эту благородную женщину от меня... Самоубийство не выход... Это может ее потрясти... Здесь может быть неясность... Может быть грязь, которая ее запачкает... Да, в этом есть мысль: падать до конца... Я должен запачкать себя... Так, чтобы она отвернулась брезгливо... Отряхнула и ушла... Это хорошо... Это нужно... (Смотрит на Жену Соседа.) Вы говорили здесь о своих чувствах ко мне...

Жена Соседа подходит к Волику, запрокинув голову, она обходит его вокруг, потом кладет ему ладони на шею.

Жена соседа. Я думала о тебе давно, я искала тебя и все время это был не ты, не ты, не ты... Мне тридцать семь лет... Тридцать семь, и вот наконец это ты... Сними плащ... Ты мокрый... Я хочу, чтоб ты был без плаща, будто ты дома... И я буду без плаща... Мы оба сегодня дома... Не все дома — это про ненормальных говорят... Как смешно... Это я по ассоциации... Мы оба ненормальные... Я хочу быть с тобой сегодня... Я хочу тебя...

Она прижимается к нему, трется головой о его грудь. Волик стоит, опустив руки, прямой, неподвижный, словно мертвый.

Волик. Изменить, а потом в ванну... Есть такой анекдот... Это в графе... Это нормальное отклонение от морали... Это не камушки и веревочки... Как хорошо придумано. Все будут довольны. Я — потому что казню себя нравственно за предательство чувств своих. Лиза — потому что, не испытывая уж никаких сомнений, развяжется со мной, все эти гости — потому что увидят: я ничем не угрожаю их спокойствию... Ничем непонятным... Я самый обыкновенный прелюбодей из анекдота...

Жена Соседа(она точно не слышит, что говорит Волик). Дай я поухаживаю за тобой... Дай я расстегну пуговицы, сниму плащ... Какой ты смешной, какой ты мягкий, какой ты добрый... (Снимает с него плащ, целует его лицо, шею.)