Фридрих Горенштейн. «Время и мы». 1979-1989

Глебов. Авдотья, ты ж знаешь, что живу я с женой не так. Жена моя Татьяна Васильевна больна. Болит у нее пуп и весь прогнил, и все из него течет. Жить нельзя. А я уж детей имею, как же не жить?

Евдокия. Ты себе тесноты не чини. Ты поступай, как можно вам.

Глебов. Как же мне можно, коли я тебя люблю, Авдотья. (Целует ее.)

Евдокия(смеясь и плача). Бездушник, скоро нас забыл. Зело, зело грустно и печально. Батька мой! Зело мне горько о разлучении. Также, что сына моего нет.

Глебов. Царевич Алексей Петрович за рубеж отъедет к кесарю австрийскому и будет сигналу ждать, чтоб пристать к нам. Всюды недовольство. В гвардии да в армии, да в Сенате, да в тяглом народе, да в духовенстве. Вон, киевский митрополит да печерский архимандрит с нами. Все в Петербурге жалуются, что знатных с незнатными в равенстве держат, всех равно в матросы и солдаты пишут, а деревни от строения городов и кораблей разорились. Недолго уж. Царя убьем, ливонку вместе с ее незаконными дочерьми Анной да Лизаветой вместо тебя в монастырь посадим, а тебя в Москву царицей. Я ж при тебе слугой. Своего добьемся.

Евдокия(смеется). Уж как-нибудь добивайся, с неделю не умывайся. Может, и впрямь сделается? Будешь ты у меня, Степушка, князем да генералом. Али фельдмаршалом, уж как тебе угодно, а я в том мало смысла имею. (Смотрит на него.) Перстень мой носишь? Носи, сердце мое, мой перстень, меня любя.

Глебов. И я тебе перстень привез. (Надевает ей перстень.)

Евдокия. Как приехал ты впервой для набору солдат, и начал об тебе ключарь Федор Пустынный мне говорить, чтоб в келью пустила, а я отговаривала дня с два. Ты ж прежде своего приходу прислал два меха песцовых да пару соболей и хвостов собольих с сорок. (Отпирает сундук.) Вон она, шапка из тех соболей. (Надевает, смотрит в зеркало.) Лицом я худа стала по болезни женской, да теперича ничего. Мне лекарства архиерей Ефрем Пекарев прислал, и теперича ничего. (Смотрит на Глебова.) А где же, Степушка, галстух мой? Послала я тебе галстух, чтоб носил, душа моя. Ничего ты моего не носишь, что тебе ни дам я. Знать, я тебе не мила. Что-то ты моего не носишь. То ли твоя любовь ко мне. Ей, тошно. Что я тебе злобствовала, что ты меня покинул. Ей, сокрушу сама себя. Не забудь ты меня, не люби иную.

Глебов. Кого ж, Авдотья, окромя тебя? (Крепко ее целует.)

Евдокия. Ох, свет мой, что ты не прикажешь? Что тебе годно покушать?

Глебов. Что велишь, то и поем.

Евдокия. Как мне, бедной, с тобой разлучиться? Что я твоей жене сделала? Чем я жене твоей досадила, а ты жены своей слушал. (Закрывает ему рот ладонью.) Не говори, не говори. Я уж знаю, что скажешь. Хошь, Степушка, повеселимся? Поедем в Ефремов монастырь, в келье у монастырского ахримандрита поужинаем, закажем петь всенощные молебны.

Глебов. Я как раз про пение и говорить хотел, да ты мне рот закрыла. Ехал я сюды да в Суздале, на ярмарке, услыхал слепцов поющих. Взял их с собой, чтоб ты послушала. (Кричит.) Каптелина! Пришли слепцов, которые у ворот сидят. Ключарю скажи, велено к царице в келью. (К Евдокии.) Толки да легенды о тебе, царице-инокине, постоянно ходят в народе, хоть народ за то наказывают и бьют.

Евдокия. Видать, верно любят меня да сына моего, Олешеньку. Как, Степушко, назад воротишься, письмо возьмешь сыну моему, царевичу, а ежели не застанешь, пусть письмо с верными людьми ему передадут. Пусть получит он от матери своей благословение на дело ратное за-ради народа русского.

Входят двое слепцов с гуслями.

Глебов. Слепцы! Перед вами царица и великая княгиня всея Руси Великая, Малая и Белая, ныне в монастырской келье. неправо заточенная. Спойте, слепцы, песню, которую на торгах поете.

Слепцы(играют и поют).

Постригись, моя жена немилая.
Ты посхимься, моя жена постылая.
За постриженье тебе дам сто рублев.
За посхимленье — все тысячу.
Я поставлю тебе нову келийку.
Я на суздальской славной дороженьке.
356Чтоб пешие шли, конные ехали,
На твою келийку дивовались.
Что это во поле за келийка?
Что это в келийке за монашенька?
Отчего она пострижена?
И пострижена и посхимлена?
От отца ли она или от матери?
От дружка ли она от любезного?
Или от мужа от ревнивого?

Занавес

СЦЕНА 19

Петербург. Комнаты Петра. С залитым слезами лицом, стоя на коленях, Петр в домашнем халате молится перед иконой Богоматери.