Фридрих II Гогенштауфен

Император отвечал: «Это прекрасно и намного лучше, чем у этих недалеких франков, когда они провозглашают своим правителем любого человека, не обладающего ни малейшим родством с мессией, а из него они делают подобие халифа, дабы похваляться им. У такого правителя нет никакого права брать на себя подобный ранг, в то время как у Вашего халифа есть на то все основания».

Другой арабский источник пишет о том времени, когда переговоры были остановлены: «Оба князя обменивались множеством вопросов и ответов по философским и подобным темам; ведь император был мужем острого ума, ученым, любителем философии, логики и медицины».

Фридрих, стремящийся всеми правдами и неправдами достичь своей цели, сам пишет султану, отбросив — о чудо! — дипломатию, притворство, интриги и хитрость:

«Я — Твой друг! Тебе хорошо известно, как высоко Я стою над всеми князьями Запада. Именно Ты призвал меня сюда. Короли и папа знают о Моей поездке. Вернувшись из нее, ничего не достигнув, Я потеряю всякое уважение в их глазах. В конце концов, разве Иерусалим не является колыбелью христианской веры? Разве вы не повредили его? Теперь он в упадке и в полной нищете. Поэтому, пожалуйста, передай Мне его, дабы Я мог высоко поднять голову среди королей Запада! Сразу отказываюсь от всех выгод, которые Я мог бы извлечь из этого».

И случилось невозможное. Император и султан заключили договор, по которому султан Египта дарил императору Фридриху Иерусалим и святые места. Когда читаешь сообщение арабского историка Макризи, возникает чувство, будто оба князя подмигивали, обеспечивая друг другу алиби для своих народов по столь непостижимому для всех поступку.

«Наконец пришли к следующей договоренности: король франков получает от магометан Иерусалим; но он должен оставить его неукрепленным… Священный квартал с Харан эш-Шариф и мечеть эль-Акша, окруженная им, должны остаться магометанам… им должно быть дозволено совершать там исламские богослужения, а также взывать к Аллаху и ежедневно молиться».

И тут арабский летописец Макризи сочиняет для султана уважительную причину, пусть и не извиняющую, но хотя бы объясняющую исламскому миру невероятное поведение султана:

«Договор заключили, так как султану Малику эль-Камилю пришлось смягчить короля франков из страха перед его гневом и из-за невозможности противиться ему. Малик эль-Камиль говорил потом: «Мы ничего не отдали франкам, кроме разрушенных церквей и монастырей; мечеть останется тем же, чем она была, обычаи ислама останутся…» Когда князья согласились по всем пунктам, они заключили перемирие на десять лет, пять месяцев и сорок дней, начиная с 24 февраля 1229 года».

Макризи, желавший защитить султана, не мог не написать и следующее:

«…Магометане расценили договор как великое несчастье, и против Малика эль-Камиля поднялось не только тяжелое осуждение, но и глубокая злость во всех населенных магометанами областях».

Султан отказался от Иерусалима и Вифлеема и от коридора, проходившего через Лидду к морю до Яффы, кроме того, от Назарета и Восточной Галилеи, включая Монфорт и Торон и исламские земли вокруг Сидона. Такой умный человек, каким был султан, не хотел ослаблять свое войско под Дамаском военной победой над императором. Дамаск и богатая Сирия казались ему более ценными, чем превозносимый в мифах, но в экономическом и военном отношениях слабый Иерусалим.

Султану пришлось пережить гнев подданных, а Фридриху — порицания большинства крестоносцев. Ликовали только немцы, «…чьи сердца стремились посетить Святую гробницу. Единственная нация, возносившая хвалебные песни и праздничными огнями украсившая город, в то время как другие видели в происходящем только глупость, а многие распознали открытый обман», — негодовал патриарх Герольд.

В гневе он запретил паломникам входить в Иерусалим. Да, после вступления императора в город он наложил на Cвятой город интердикт.

Самокоронация

Невзирая на гнев патриарха и неизбежное недовольство папы, 17 марта 1229 года Фридрих в сопровождении германских паломников с триумфом вошел в Иерусалим. «Я направился в тот же день в церковь Гроба Господня, — пишет он, — намереваясь, как подобает католическому императору, с почтением помолиться Гробу Господа».

Император Фридрих II наверняка надеялся на отмену отлучения от церкви, ведь ему удалось совершить то, что было до сих пор недостижимой целью для великих и отважных князей, «освобождение святого Гроба Господня».

Но Фридрих, способный думать только о себе и мыслящий согласно собственным категориям, ошибался в оценке личности папы Григория IX. Императору были чужды христианская система ценностей и христианское мышление.

Ведь церковная служба и церковная коронация явились вдвойне кощунственными деяниями: над императором, отлученным от церкви, не могло быть совершено никакого допустимого церковными законами духовного обряда, в том числе и коронации.

Кроме того, на Иерусалим был наложен интердикт патриарха: на всей территории города запрещалось отправлять какие-либо религиозные действия и таинства.