Фридрих Львиный Зев верхом на шмеле

Участники драки стояли с видом застигнутых врасплох школьников, некоторые все еще держали ножки от мебели в руках (кто-то — в лапах, кто-то — в когтях). Соглядатаи сбились в кучу в углу вокруг потрепанного столика и стали считать убитых и раненых. К счастью, таковых не оказалось, по крайней мере, серьезно никто не пострадал. У Фридриха кровило ухо, Молеправительница потеряла кепку, у Кальссона кое-где повыдирали шерсть, а Тальпа жаловался, что ему кто-то ударил поварешкой по лбу и теперь у него звенит в ушах.

— М-да, чудесно, — вздохнула Молеправительница, опускаясь на кривой стул, у которого осталось только три ножки. — Вы просто на славу сработали.

— Почему это мы? — обиделся Тальпа. — Драку-то кто начал?

Все задумались над этим вопросом, и чем больше размышляли, тем яснее становилось, кто во всем виноват.

— Нельзя просто так обзывать меня сморщенной старой каргой… — растерянно проговорила Грюндхильда, видя, как все взгляды обращаются к ней.

Молеправительница пододвинула свой стул к столу, у которого тоже не хватало одной ножки, и оперлась на него.

— Военный совет, — вполголоса объявила она.

Все остальные соглядатаи тоже пододвинули себе стулья или просто остались стоять вокруг стола. Никто на них не обращал внимания — остальные участники драки были слишком заняты выяснением того, почему, собственно, в нее ввязались. Разгоряченные Мускалюр, Диспарлюр и Бомбикол сидели в углу: героизм покинул их, теперь ими овладело беспокойство.

Тальпа, как всегда, возвышавшийся надо всеми, старался говорить тихо:

— Что будем делать, если Грюндхильду захотят арестовать?

Молеправительница сидела, подперев лоб рукой:

— М-да…

— Пф, пусть только попробуют! — зло зарычала Грюндхильда. — С ними я тоже расправлюсь. Пусть только попробуют меня арестовать! Я из них бефстроганов сделаю!

— Грюндхильда, — вздохнула Молеправительница, — это нам совершенно не подходит. Нам нельзя привлекать внимание властей.

Фридрих, заматывавший себе ухо носовым платком, добавил:

— Если вы еще полицейских поколотите, нам всем придется бежать с поезда и идти дальше пешком. А пешком мы до Белоскалья вовремя не доберемся.

— А если полететь? — предложил Кальссон. — Я могу взять двух пассажиров.

— Да, — отозвался Тальпа, — я тоже могу нести одного или двоих. Но многие из нас просто слишком велики, чтобы их нести. Например, полевки. Мы же специально не брали с собой никого, кто не прошел бы в двери этого поезда — скажем, крупных птиц.

— На мой взгляд, — сказала Молеправительница, ударяя ладонью по столу, — у нас есть два варианта: либо ты не даешь себя арестовать и мы все бежим с тобой — и тогда наша миссия окажется под угрозой; либо ты позволишь себя арестовать, и мы едем дальше без тебя.

Звучало это довольно жестоко, но Фридрих вполне понимал, что в этих словах есть смысл.

Саму Грюндхильду это заявление глубоко опечалило, потому что было ясно, чего от нее ожидают.

— Не бойтесь, — попытался утешить ее Кальссон, — в вашем возрасте и не имея прежних судимостей вы в худшем случае получите условный срок.

— Да я могла бы им просто сказать, кто я такая! — упрямо сказала Грюндхильда.

— Даже не знаю, что будет хуже, — возразила Молеправительница, — если они просто над тобой посмеются или если поверят. Тогда мы уж точно потеряем всякие шансы застать Офрис во дворце врасплох. Она бы наверняка тут же бы выехала к тебе, чтобы поглядеть на тебя в полный рост. Нет, Грюндхильда, ты сама себе подложила свинью.

Грюндхильда обиженно выпятила нижнюю губу.

— Я же не могу иначе, — проворчала она. — Старую собаку новым трюкам не научишь, как говорят.

Фридрих грустно оглядывал помещение. Везде подводили итоги, рассматривали порванную одежду, ссадины и синяки; те, кто еще недавно дубасил друг друга, только смущенно переглядывались. Никто серьезно не пострадал, только адвокат все еще лежал на полу без сознания, и вагон был совершенно разорен. Маленький красный крабик подбежал к ним и протянул Фридриху пластырь.

— Спасибо, — удивленно сказал Фридрих, а крабик молча засеменил обратно.

Дверь вагона открылась и вошла дюжина полицейских в форме и касках. Впереди всех вышагивала большая зеленая цикада.

— Так, прекрасно, — сказала она, дважды оглядевшись и взяв под козырек, — просто невероятно. Послушайте меня, пожалуйста, все! Моя фамилия Стреконог, я комиссар полиции Старого Вала, и я прошу вас всех — всех! — дать показания о том, как произошла эта потасовка. Вы можете обратиться к любому из моих людей.

Пассажиры поезда молча стояли на месте, никому не хотелось быть первым. Но цикада, кажется, иного и не ожидала. Она терпеливо подошла к первой группе и начала задавать вопросы.

Тут три гуснеца-парфюмера осмелились вылезти из своего угла, медленно поднялись и поползли по вагону. Около соглядатаев они остановились.

— Госпожа Вурстхаммер, вы не ранены? — спросил Диспарлюр.

— Я? Не-е-ет! — ответила Грюндхильда.

— Это просто потрясающе! — выпалил Бомбикол. — Меня восхищают темпераментные горячие женщины!

Мюскалюр согласно закивал.

Фридрих с Тальпой украдкой переглянулись и пожали плечами.