Фридрих Львиный Зев верхом на шмеле

— Царство Шипов, — произнес Кальссон, задумчиво глядя в потолок, — неумолимо растет.

— Так и есть, — согласился Брумзель. — Там сыро и темно. Всё в шипах. Даже листья. Но какие там цветы! Ежевичные цветы я люблю больше всего на свете.

— На моем байке получается вроде бега с препятствиями, — продолжал Кальссон. — Постоянно шипы объезжаешь!

— Ты имеешь в виду сла… сла… слалом, — поправил Брумзель. — Ладно, давайте поговорим о более приятных вещах! Фридрих, держи… А, да, ты же не хочешь. Красивый парусник! Очень красивый! — он снова обращался к Кальссону — показывал на одну из его татуировок.

— Это из порта в… ох, черт, где ж я тогда был? — Кальссон попытался изогнуться так, чтобы увидеть собственную спину, и то, что это не получилось, казалось, расстроило его.

Может ли Кальссон быть опасен? Может, он только притворяется пьяным? Фридрих решил устроить эксперимент. Брумзель как раз протягивал мундштук Кальссону, и Фридрих протянул руку между ними, так что кальян закачался.

Какое-то мгновение он колебался, а потом опрокинулся. Кальссон и Брумзель, как в замедленной съемке, потянулись к кальяну. Несколько горящих угольков упали на стол, который, к счастью, был покрыт плиткой. Они докатились почти до края и там остановились.

— Идиот! — выругался Кальссон. — Ты подушки чуть не поджег!

Он взял щипчики и стал убирать угольки обратно в кальян — с третьей попытки ему это удалось.

— Извините, — сказал Фридрих, не в силах сдержать улыбки. — Я просто тоже хотел.

— Давай, я сейчас покажу тебе, как пускать колечки! — Брумзель положил Фридриху лапу на плечо.

Теперь Фридрих знал, что Кальссон действительно пьян, и ему было не так страшно сделать затяжку. Поначалу никакого вкуса он не почувствовал, просто водяной пар. Но потом различил легкий привкус: совсем легкий, свежий и какой-то… голубовато-зеленый. Головокружение тут же исчезло, и все вокруг стало потрясающе ясным. Впрочем, Фридриха тоже охватила сонливость. Глаза закрывались, он с усилием открывал их снова.

Брумзель в это время объяснял, что нужно открыть рот, чтобы губы были в форме буквы «О», и языком проткнуть дырку в колечке. Фридрих не слушал. Он и так очень устал за день, и ощущать навалившуюся свинцовую тяжесть было приятно. Просто откинуться на подушку, закрыть глаза — что может быть чудеснее? Он опустился назад, глаза закрылись сами собой. Вполуха Фридрих слышал, как двое других потешаются над ним, но ему было все равно.

В тот момент, когда он закрыл глаза, у него открылся внутренний взор. Он вдруг разом увидел всё, что пережил с тех пор, как оказался в Скарнланде. Сначала головокружительный полет на шмеле с реактивным двигателем. Потом — муравьи, муравьи, сколько хватало глаз, и каждый — с железным колечком на левом усике. Затем они превратились в членов военного совета, и между ними шел Клупеус — в ногу со всеми. Дальше — Грюндхильда Великая с развевающимися светлыми волосами. Но вот она обернулась, и Фридрих увидел, что это вовсе не Грюндхильда, а Офрис. «Но я знаю, что делать», — мягко сказала она. Фридрих удивился, потому что, если верить сказанию, это было любимое выражение Грюндхильды.

Потом вдруг нахлынул гул и грохот Молотобоя, Фридрих увидел его огромные станки, вращающиеся шестерни и дождь из колец. Миллионы колец для миллионов муравьев. Муравьи с кольцами. Почему кольца? А почему бы и нет? Может, они волшебные? Волшебные кольца, которые насылают головную боль? У Брумзеля от кольца болела голова. Но тут море колец отступило, и из него показалась Грюндхильда Великая в доспехах и на коне. Она несла штандарт — белое знамя с серебряным мечом и зеленой цветущей веточкой хмеля. Грюндхильда ласково посмотрела на Фридриха и сказала: «Никогда не заказывай оду на победу, пока не выиграешь войну!»

Тут Фридрих вспомнил, что кто-то писал оду на победу. Кто ж это был? Ах да, бедный истеричный писатель! Который должен был писать оду на победу, хотя война еще даже не началась! Еще даже до заседания военного совета, понял теперь Фридрих. И удивился, почему вдруг все стало так ясно.

Да, так и есть.

Да, так и есть… Кто это говорил? Так, между делом, что Фридрих сначала и внимания не обратил. Но теперь вальмю извлекло эту фразу из глубин его сознания.

Да, так и есть.

Кто же это сказал? Фридрих чувствовал, что разгадка вертится у него на языке, но схватить ее не получалось. Он понимал только, что она как-то связана с красным и золотым. Красное. Золотое. Эти цвета заколыхались у него в голове. Что-то про красное и золотое.

Белый как снег и серебро и все такое.

Красный с золотом.

Тут Грюндхильда улыбнулась ему и повернулась спиной, и вдруг — даже не видя лица — Фридрих понял, что теперь он смотрит на Офрис.

— У тебя флаг не тот, — хотел крикнуть он, но слова застряли в горле. Доспехи. Конечно, доспехи. Флаг и доспехи. Доспехи сидели на ней как влитые.

Да, так и есть.

Теперь Фридрих понял, почему эта фраза пришла ему в голову.