Но тут фигура белокурой женщины в доспехах раздвоилась: часть стала Офрис, часть — Грюндхильдой; Офрис стала уменьшаться, а Грюндхильда — расти. Скоро Грюндхильда заняла все пространство, а Офрис сделалась крохотной точкой вдали. А потом и она исчезла, осталось лишь холодное серьезное лицо Грюндхильды.
Но тут Фридрих заметил, что это лишь маска, привязанная веревками. Она потускнела, и за ней Фридрих различил «Зеленый грот», где будто бы всех посетителей одновременно выкидывали из окон. Все жужжало и гудело. Среди этого хаоса летал Грилло Тальпа, громко уверяя в своей невиновности.
Окна будто бы приблизились к Фридриху, и он влетел внутрь, в «Зеленый грот», пролетел по коридорам, мимо земляных стен и корней, к бару, где на выкрашенную в зеленый цвет сцену был опущен красный бархатный занавес.
Странно, подумал Фридрих, что делает такой шикарный занавес в этом демократичном заведении? Но тут на сцену, покряхтывая, влезла Эльсбет со своим ящичком с сигарами и встала посередине.
— Почтеннейшая публика, — просипела она, — сегодня вечером вашему вниманию будет предложено уникальное представление: Великая война в Скарнланде! В главной роли — обворожительная королева Офрис!
Эльсбет поклонилась и ушла со сцены. Занавес поднялся, но за ним вместо маленькой сцены «Зеленого грота» оказалась просторная черная освещенная факелами сцена, большая, как в опере.
На ней, в самой середине, стояла маленькая Офрис в доспехах Грюндхильды, элегантно опершись на древко, над которым развевался ее красный с золотым солнцем флаг. Она посмотрела Фридриху прямо в глаза и сказала:
— Я для вас просто замечательный спектакль придумала, не правда ли?
И, пока она доставала из кармана пузырек и прыскала себе за ушами, Фридрих вдруг всё понял — или почти всё. Ярость на эту бессовестную женщину заклокотала в нем, и он закричал:
— Спектакль! Это все только спектакль! Дурацкие фокусы! Все ненастоящее!
— Да-да, — скучающим тоном сказала Офрис, и голос ее прозвучал как-то странно.
— Это все спектакль! — продолжал кричать Фридрих.
— Да-да, только уйди, пожалуйста, чтоб я прибраться могла, — сказала Офрис еще более странным голосом.
— Я под твою дуду плясать не буду, чтоб ты знала! — громко возмутился Фридрих. И тут на него обрушился поток воды. Мир тотчас стал пустым и серым, голову сдавило — и он понял, что все это был сон.
Над ним стояла клопиха и хмуро смотрела вниз.
— Просыпаемся, дружок. На выход. Либо платишь за кровать, либо исчезаешь!
Фридрих заморгал. Где Брумзель? А Кальссон? Но стоило сесть, как он увидел обоих. Они лежали у стола в еще более неприглядном состоянии, чем он.
— С-колько времени? — пролепетал Фридрих.
— Полшестого утра, — с готовностью проинформировала клопиха.
Фридрих поднялся на ноги и начал трясти Брумзеля. В голове у него роились тучи мыслей. Предрассветная кома сделала свое дело.
Брумзель проснулся только после нескольких оплеух, но на нежности у Фридриха сейчас времени не было. Кальссон, которого клопиха потыкала метлой, с трудом перевернулся на живот и пополз к выходу.
— Брумзель! — начал Фридрих. — Кажется, я всё теперь понимаю!
— Прекрасно, — простонал шмель. — Значит, мы отлично дополняем друг друга. Потому что я не понимаю ничего.
Фридрих огляделся.
— Нам нужно найти место, где можно спокойно поговорить, — решительно сказал он и обернулся к клопихе: — Где выход наружу?
— Наверху, — ответила она с таким видом, будто разговаривала с сумасшедшим.
— Всё, пойдем! — Фридрих потянул Брумзеля за собой. Совершенно сбитый с толку Кальссон пополз за ними так быстро, как только мог.
В кладовке было уже чисто. Последние пьяные лежали перед дверью — их тоже выставили из курительной, — и нашей троице пришлось перебираться через них.
— Почему ты позволил мне курить вальмю? — упрекнул Фридриха Брумзель. — Валяться в отключке в таком заведении очень опасно!
— Ну, я тебя спросил, не выйдет ли чего, — начал оправдываться Фридрих, — и ты сказал, что ничего хуже того, что уже случилось, произойти не может!
— Да, но я ж пошутил! — раздраженно буркнул Брумзель.
— А теперь помолчи и послушай меня! — резко сказал Фридрих.
Снаружи еще не совсем рассвело и было холодно. Последние светлячки уже отправились спать, птицы начали свой обычный утренний концерт. Фридрих посадил Брумзеля на камень и сел перед ним на корточки.
— Так. Я видел предрассветный сон и теперь знаю, почему Офрис делает то, что делает.
— Не так громко! — простонал Брумзель гораздо громче Фридриха. — И не в присутствии этого! — дрожащей лапкой он указал на Кальссона.
— Это неважно! — нетерпеливо выпалил Фридрих. — Офрис хочет быть как Грюндхильда!
— А кто не хочет? — вздохнул Брумзель.
— Нет! Я имею в виду, что она хочет быть
Брумзель уставился на Фридриха. Один глаз у него дергался.
Фридрих начал новый заход: