Но потом он все-таки решил прокатиться на карусели и радовался так же громко, как и другие. Прокружившись пусков эдак десять, они слезли и пошли искать следующее развлечение. Все вокруг было яркое, непривычное, призывно пахло. Они прошли мимо большого плаката, висевшего на ларьке.
— Нет, они просто без ножа режут! — воскликнул Брумзель, радостно бросаясь к плакату. — Ты видел это, Фридрих? Здесь сегодня вечером Совини поют!
— Кто?
— Ты не знаешь Совини? В какой же глуши ты рос?.. Ах, ну да, конечно… Совини, — стал объяснять Брумзель, отводя Фридриха в сторону, чтобы не задерживать поток людей, — это три ужасно знаменитые оперные певицы. Точнее говоря, они сестры. Я их как-то слышал при дворе Офрис, они действительно потрясающие. И сегодня мы их услышим! А в довершение этого великолепия будет еще фейерверк. Вот это день, боже мой!
Фридрих не то чтобы обезумел от радости — в конце концов, он не очень-то любил оперу, — но твердо решил как следует развлечься. Этим они и занялись. Сначала пошли соревноваться в метании дротиков, потом покатались на огромном корабле-качалке, затем взяли напрокат ходули и попытались походить на них (Брумзель — сразу на трех парах), и только после этого решили, что пора бы и передохнуть.
Тогда они отправились в ту часть ярмарки, где стояли прилавки и шла торговля. Тут были самые невероятные, самые необычные вещи: одежда и украшения для всех мыслимых и немыслимых существ, ароматические палочки, странные сандалии, книги, фонари, картины, непонятные аппараты, посуда и много чего еще. Кроме того, отовсюду слышна была какая-нибудь музыка: то на одном, то на другом углу пиликали на скрипке, били в барабаны или дули в трубы. Фридрих старался как можно лучше запомнить все это великолепие, пропитать им память как губку, понимая, впрочем, что большую часть все равно забудет. От этого ему становилось грустно, ведь если когда-нибудь как-нибудь все устроится и он вернется домой, он больше никогда не сможет попасть на ярмарку в Ласточкиной Горке.
Они прошли практически всю торговую аллею. Уже начинало смеркаться; на небе показались звезды и, хотя ярмарка была освещена факелами, бумажными фонарями и газовыми светильниками, небо было черное, а звезды сияли словно россыпь бриллиантов на черном бархате.
— Красиво здесь! — вздохнул Фридрих.
— Да, даже если только смотреть и ничего не покупать, — довольным голосом отозвался Брумзель. — Будь у меня шмелиная королева, я бы привез ей отсюда колечко на антенку. Или красивый браслетик. Или шарфик вроде этого! — Он с восторгом попробовал на ощупь тончайший платочек розового цвета, висевший на веревочке рядом с другими. — Или — посмотри-ка сюда — такой вот красивый пергамент!
— Да, чудесный, только стоит очень дорого, — отозвался Фридрих. — Мы не могли забрести в уголок эксклюзивных товаров?
— Вполне возможно, — отозвался Брумзель и стал на ходу оглядываться вокруг. Вдруг он встал как вкопанный.
— О нет! — прошептал он.
— Что такое? — спросил Фридрих.
— Вон там. Только их мне тут не хватало! — Брумзель кивнул на шатер из красных и желтых полотнищ, мимо которого они только что прошли. Перед входом красовалась табличка:
— Замечательно, — сказал Фридрих. Ему тоже было неприятно даже тут встретить напоминание об Офрис. — И какими же духами пользуется наша красотка?
— Не знаю, — ухмыльнулся Брумзель. — Пойдем, спросим у ребят.
— Ты с ума сошел? Если тебя узнают, они же тебя сразу где-нибудь запрут! — вскинулся Фридрих.
— Не думаю. Здесь, на Севере, то, что я в розыске, никого не интересует. Кроме того, за пару дней известие о моей бесславной отставке до этих господ еще точно не дошло. А если вдруг и дошло, что с того? Давай зайдем и посмотрим, вдруг они решат, что я все еще в должности!
— О да, — мстительно начал Фридрих, — если так, мы сделаем огромный, действительно дорогой заказ на имя Офрис. Вот она удивится, когда ей всё доставят и она увидит счет!
— Ну уж, Фридрих! Это совсем как-то по-детски… — начал было Брумзель, но тут они переглянулись и хитро улыбнулись друг другу.