В сентябре погода резко изменилась, пошел снег и Ницше пришлось покинуть Энгадин.
Перемена погоды неизбежно отозвалась на настроении и самочувствии Ницше; возбуждение его упало, и снова начался долгий период душевного уныния и подавленности; он непрерывно думал о «Вечном возврате»; но так как мужество оставило его, то эти мысли возбуждали в нем только ужас. «Я пережил снова дни базельских мучений, — пишет он Петеру Гасту, — за моим плечом стоит смерть и смотрит на меня».
Ницше в кратких жалобах сообщает нам о своих страданиях, но с одного слова мы должны понять всю бездну его отчаяния. В продолжение сентября и октября он три раза покушался на самоубийство. Эти попытки не могли быть результатом желания избавиться от страданий — Ницше не был малодушен. Не хотел ли он предупредить сумасшествие? Вторая гипотеза, может быть, отвечает истине.
Он спустился в Геную, но ее влажные ветры, покрытое тучами небо, холодные осенние дни плохо влияли на его здоровье: его раздражало отсутствие солнца. Ко всему этому прибавилась еще новая неприятность: «Утренняя звезда» не имела успеха, критика не обратила на нее никакого внимания, а друзья с трудом дочитали до конца; Якоб Буркхардт высказал о книге очень вежливое, но сдержанное мнение: «Некоторые части вашей книги произвели на меня, как на старика, головокружительное впечатление». Эрвин Роде, самый любимый друг его, мнением которого он особенно дорожил, не написал ему ничего по поводу присылки книги. Ницше написал ему из Генуи 21 октября:
«Дорогой мой, старый друг, тебе, наверное, что-нибудь мешает мне ответить. Я от всей души прошу тебя, не пиши мне ничего! Ведь от этого между нами ничего не переменится, но мне нестерпима мысль, что посылая моему другу мою книгу, я тем самым оказываю на него некоторое
Роде не ответил даже на это письмо. Чем объяснялся неуспех «Утренней зари»? Это была старая, постоянная, повсеместная история. Неумолимый рок непризнанного гения, именно потому, что он гений, что слова новы и среди косной общественной мысли вызывают только скандал и недоумение. Но неуспеху содействовали и некоторые, пожалуй, другие, частные причины: после разрыва с Вагнером Ницше потерял всех своих друзей, а известный круг друзей необходим как посредник между великим умом, пробующим свои силы, и толпой, с которой он хочет говорить. Не имея больше такого круга друзей, Ницше был один перед неведомыми ему читателями, которые не могли иначе, как с недоверием, отнестись к его беспрестанным новым исканиям. Ницше надеялся на живую форму своего произведения для того, чтобы увлечь и покорить читателей; но и это не удалось ему. Ни одна книга не кажется с первого взгляда более неудобопонятной, чем собрание отдельных мыслей и афоризмов. Читатель должен с полным вниманием изучать каждую отдельную страницу, разбираться в постоянных загадках автора и, конечно, быстро утомляется. Возможно также, что маловосприимчивая к прозе, неспособная схватывать главные черты, привыкшая все делать медленно и размеренно, немецкая читающая публика была плохо подготовлена к восприятию этого странного произведения.
Хорошая ноябрьская погода несколько оживила Ницше. «Я несколько оправился от постигшей меня неудачи», — пишет он. Он взбирается на горы, бродит по генуэзскому берегу и снова возвращается к знакомым скалам, где зародились в его душе первые страницы «Утренней зари». Стоят настолько теплые дни, что Ницше мог даже купаться в море. «Я чувствую себя богатым и гордым, как principe Doria, — пишет он Петеру Гасту. — Мне недостает только вас и вашей музыки!»