Фридрих Ницше

«Лу остается со мной еще неделю, — пишет он 20 августа из Таутенбурга, — это самая умная женщина в мире. Каждые пять дней между нами разыгрывается маленькая трагедия. Все, что я вам о ней писал, это — абсурд и, без сомнения, не менее абсурдно и то, что я вам пишу сейчас».

Эта немного неуверенная и неискренняя фраза является свидетельством того, что Ницше все еще был влюблен. Когда Лу Саломе уехала из Таутенбурга, Ницше продолжал писать ей письма, из которых многие дошли до нас; он делился с ней своими планами и проектами своих работ. Он хотел ехать в Париж или в Вену изучать естественные науки для того, чтобы получить новые сведения, которые помогли бы ему углубить теорию «Вечного возврата»; для него было недостаточно, чтобы его произведение было красиво и захватывающе, он хотел еще, чтобы оно имело солидное основание. Таким Ницше был всегда: постоянно критический ум его сталкивался с лирическим вдохновением, а когда он занимался критическим анализом, то его лирический гений мешал ему и стеснял его. Он сообщал Петеру Гасту, какой успех имел его «Гимн жизни», который он отдал на суд своим друзьям музыкантам. Один дирижер оркестра обещал ему исполнить его произведение; полный надежды делится Ницше этой новостью со своими другом: «По этому пути мы можем прийти вместе к потомству, — другие же пути оставить открытыми». 16 сентября он пишет из Лейпцига Петеру Гасту: «2 октября сюда приедет Лу; через два месяца мы поедем в Париж и проживем там, может быть, несколько лет. Вот мои планы».

Мать и сестра Ницше были недовольны его поведением и их порицание приятно ему. «Все добродетели Наумбурга вооружились против меня», — пишет он.

Прошло еще два месяца, и дружба Ницше и Лу Саломе прекратилась, и мы, пожалуй, можем найти объяснение этому. Лу Саломе приехала к Ницше в Лейпциг, как она обещала, но в сопровождении Пауля Ре, должно быть, хотела, чтобы Ницше понял, какова была ее дружба к нему, в которой она ему никогда не отказывала: она сохраняла полную свободу и не хотела подчиняться его воле; отношение ее к нему можно было скорее назвать симпатией, чем полной духовною преданностью. Хорошо ли она взвесила все трудности подобного предприятия, всю опасность такого опыта? Она знала, что оба друга были влюблены в нее. Каково было ее положение между ними? Была ли она уверена, что, желая обоих удержать около себя, она не уступит инстинкту, бессознательному, может быть, любопытству измерить свои женские силы, свое очарование? Никто не может этого знать и никто не ответит на эти вопросы.

Ницше стал грустен и подозрителен; однажды ему показалось, что, разговаривая вполголоса, его друзья смеялись над ним. Кроме того, до него дошла сплетня, которая взволновала его; это была очень наивная история, но ее все-таки необходимо рассказать. Ре, Ницше и Лу Саломе захотели вместе сняться. Лу и Пауль Ре сказали Ницше: «Сядьте в эту детскую колясочку, а мы будем держать ее ручки, это будет символическая картина нашего союза». Ницше отвечал: «Нет, в колясочку сядет m-lle Лу, а Пауль и я будем держаться за ручки…» Так и было сделано. Говорят, что m-lle Лу разослала эту фотографию многочисленным своим друзьям, как символ своей верховной власти.

Ницше мучила еще более тяжелая мысль: Лу и Ре в заговоре — против меня и этот заговор говорит против них, — они любят друг друга и обманывают меня, думал он. Все стало ему казаться вокруг вероломным и бесцветным; возникла жалкая борьба вместо того духовного счастья, о котором он мечтал; он терял свою странную очаровательную ученицу, своего лучшего, самого умного друга, которого знал в продолжение 8 лет. Наконец, уступая тяжелым обстоятельствам, изменяя, может быть, сам принципам дружбы, он старался развенчать Ре в глазах Лу: «Он очень умен, — говорил он ей, — но это слабый человек, без определенной цели. В этом виновато его воспитание; каждый должен получить такое воспитание, как если бы он готовился в солдаты; женщина же должна готовиться быть женою солдата». У Ницше не было ни достаточной опытности, ни решимости для того, чтобы выйти из этого бесконечно тяжелого состояния. Сестра Ницше, которая ненавидела Лу Саломе, разделяла и поддерживала подозрения и озлобление брата. Несколько грубо и без согласия Ницше молодая девушка вмешалась в дело и написала Лу Саломе письмо, которое ускорило развязку. М-lle Саломе рассердилась. До нас дошел черновик письма, адресованного ей Ницше, но оно мало освещает подробности их ссоры.