Фридрих Ницше

«Я просто ставлю себе цель, — пишет он в «Старой и новой вере», — показать, как мы живем и как в продолжение долгих лет мы управляемся со своей жизнью. Наряду с нашей профессией — так как все мы принадлежим к той или иной профессии, — мы далеко не все являемся учеными и артистами, а очень часто только солдатами, чиновниками, ремесленниками и собственниками; как я уже говорил, и повторяю теперь, нас далеко не мало, нас в общем несколько тысяч и вовсе не худых людей в стране; наряду с нашей профессией, сказал я, мы стараемся, по мере наших сил, проникнуться самыми высокими интересами человечества; наше сердце воспламенено его новыми судьбами, настолько же неожиданными, насколько и прекрасными, самим роком уготованными нашей исстрадавшейся родине. Чтобы лучше понять сущность этих вещей, мы изучаем историю, — отрасль знания, в которой существует так много популярных и увлекательных сочинений, облегчающих доступ к науке всякому начинающему. Затем мы пытаемся расширить наше знание естественных наук путем общедоступных руководств. Наконец, в произведениях наших великих поэтов, в музыкальных сочинениях наших знаменитых композиторов мы находим великолепные образцы для нашего ума, для нашего чувства, воображения и сердца. Лучше этого проникновения красотой ничего не может быть! Так мы живем и идем по пути к счастью».

Да, филистеры счастливы! Еще бы нет, думает Ницше, настала эра их власти; конечно, это вовсе не новый тип людей, потому что уже в Аттике были свои представители «banausia» (по-гречески это значит: ремесленный; в переносном смысле — низкий, неблагородный). Но прежние филистеры жили в унижении, их присутствие только терпели, с ними не говорили, и сами они молчали. Затем наступили лучшие времена: к голосу филистера стали прислушиваться, он показался забавным, его смешные стороны начали нравиться. Всего этого было достаточно для того, чтобы филистер стал фатом и начал гордиться своею «честностью» (prudhommerie). Теперь он торжествует, ничто более не сдерживает его, он делается фанатиком и даже основывает свою религию — ту новую веру, пророком которой является Штраус. Ницше с безусловным одобрением отнесся к классификации периодов, предложенной в этом году Гюставом Флобером: язычество, христианство, «мещанство». Теперь филистер диктует свои вкусы; во время войны он читает свою газету, интересуется телеграммами и упивается патриотическою радостью. Великие люди выстрадали для нас свои гениальные творения: — филистер знаком с этими произведениями, ценит их, и благополучие его от этого только возрастает; но ценит он их с большим разбором: пасторальная симфония ему чрезвычайно нравится, а чрезмерный шум 9-й симфонии с хором он категорически осуждает. Давид Штраус очень выразительно сказал по этому поводу: «Не надо отягощать светлого ума».