Фридрих Вильгельм I

Но чтобы покрыть колоссальные расходы на двор и на фаворитов, не хватало и «поголовного налога». И тогда дело дошло до париков. Фридрих I был без ума от париков. Скрывая изъяны кособокой фигуры, он носил удлиненный парик. Его закрученные в штопор локоны опускались ниже спины. Королю подражала вся страна. Ни один человек не смел показаться на улице без парика; даже уличные мальчишки уродовали себя короткими париками. Вартенберг объявил о налоге на парики: парик отечественного производства облагался налогом в размере шести процентов от продажной стоимости, за приобретение иностранного парика взимали уже двадцать пять процентов. Француз, сборщик налогов, и его многочисленные сотрудники получили монополию на «париковый налог» в Берлине и в Потсдаме. На улицах с людей срывали парики, чтобы проверить, стоит ли на них клеймо об оплате налога. Бывало, и просто врывались в дома и начинали искать парики там.

Вслед за париками налогами стали облагать сапоги, башмаки, чулки, равно как и дамские шляпы, а также чепчики. Для покупки кофе, чая и шоколада нужно было получить заверенное разрешение — причем у тех самых французов-налоговиков, поставленных контролировать парики. Даже кареты и повозки были обложены налогами на том основании, что их колеса наносят ущерб мостовым. Для бедных сословий самым тяжелым оказался налог на соль: целый гульден за шеффель [10]соли. Большинству он оказался просто не по карману. Во многих домах мясо стали засаливать в рассоле из-под селедки, и многие тысячи людей серьезно заболели. Все это — результат грабительских налогов Вартенберга. Народ нещадно эксплуатировали, а все же покрыть расходы на содержание берлинского двора не удавалось никогда — к 1706 г. они превышали 30 тысяч талеров в месяц.

Это и стало истинной причиной забавного на первый взгляд инцидента с сожженными в огне камина париками. Здесь начинается новый этап в жизни прусского кронпринца! Фридрих Вильгельм, достигший семнадцати лет, осенью 1705 г. по распоряжению короля назначается членом Государственного совета. И скоро глаза у него не только открылись, но и полезли на лоб: то, что он смутно чувствовал в детстве, что вызывало у него беспричинное отвращение, что он едва ли мог бы внятно описать, сейчас было очень четко осознано. Это была хорошо продуманная система «неряшливости», мотовства, махинаций маленькой придворной клики, социальной банды, жившей за счет народа. «Невинность» его безмятежного детства, сохранявшаяся благодаря всепрощающей материнской любви, упала с его плеч, подобно теплому плащу. Фридрих Вильгельм «прозрел». Отныне и до того самого дня, как он станет королем, государственное и социальное устройство Пруссии будет приковывать колючий, придирчивый взгляд наследника трона.

У августейшего отца и его советников ноги подкосились, когда они получили в конце 1705 г. первое письменное заключение Фридриха Вильгельма, уже ставшего командиром пехотного полка: прусскому государству необходима куда большая регулярная армия, чем нынешняя. Но придворная камарилья быстро успокоилась, решив, что молодой человек дурачится. Всем было известно, как упрям он во время своих игр в солдатики. Ничего, эту причуду кронпринца можно пережить. Вывод оказался ошибочным. Потому что Фридрих Вильгельм, затронув вопрос о содержании регулярной армии, схватил финансовую суть государства, то есть «nervus rerum» [11]политических и социальных структур Пруссии. И камарилья, слава Богу, этого не поняла.

Нельзя с уверенностью сказать, что с 1705 по 1710 г. Фридрих Вильгельм специально прикидывался этаким туповатым солдафоном, дабы не спугнуть Вартенберга и его клику и, соответственно, отвести от себя подозрения. Возможно, его знания в области государственной экономики были недостаточными и нуждались в солидном пополнении. Как бы то ни было, держался он крайне скрытно, и никто в Берлине не мог даже представить, какая ярость кипела в душе Фридриха Вильгельма по поводу дворцовых событий: он никогда не выходил за рамки своего лояльного, уважительного отношения к отцу и королю. Авторитет главы семьи и государства был для него священным и неприкосновенным. Многолетняя последовательность Фридриха Вильгельма в этом вопросе просто поразительна и еще не оценена по достоинству. Обуздывать свой бурный темперамент, стиснув зубы, дожидаться лучших времен, а до тех пор разыгрывать роль послушного сына и престолонаследника — для этого понадобились чрезвычайно крепкие нервы. (Мы не должны забывать об этой драме — она объясняет, почему двадцать лет спустя этот человек не нашел в себе и крупицы сочувствия к кронпринцу Фридриху, когда тот взбунтовался и попробовал разыграть из себя «восходящее солнце».)