Фридрих Вильгельм I

Каждый год Фридрих Вильгельм совершал регулярные проверки воинских частей в разных провинциях. Существовало правило: каждую часть король лично инспектирует по крайней мере один раз в три года. В мае и в июне смотр проходили гарнизоны Берлина и Потсдама. Полки выходили в мундирах с иголочки (каждую весну старые меняли на новые), а шляпы новобранцев украшали веточки с дубовыми листьями — старый, еще со времен Великого курфюрста, символ бранденбургских войск на поле боя. К трем часам утра полки подходили маршем на место сбора (чаще всего они собирались у дома командира), в шесть — являлись на поле для маневров, куда затем прибывал король. Полк обнажал головы. Полевой оркестр исполнял протестантский хорал «Иисус, моя вера». Шапки надевали снова. Затем выносились знамена и штандарты — батальоны уже находились на местах. Над полем гремели команды — и вдруг, под звуки труб и барабанов, боевые порядки приходили в движение. Войска двигались как часовой механизм. Чеканным шагом идет пехота: штыки на ружьях — по линейке. Под фанфары, с обнаженными палашами в руках у всадников, скачет кавалерия нога в ногу. На лицах — пыль и пот. «Лево-право! Жир-и-сало!» — ревут унтер-офицеры. Вот вся пехота собирается в строй из трех шеренг — так называемых «пелетонов».[22] Звучит команда: «Огонь!» И один «пелетон» стреляет за другим, по полю катится гром, выстрелы сливаются в один громовой залп, и все они так точны, что иностранные наблюдатели от изумления чуть не выпадают из седел. А под конец — строевая: «Так живем мы, так живем мы, так живем мы во все дни»…

Если Фридрих Вильгельм оставался доволен полком, он обнимал и целовал его командира перед строем, шел к солдатам, запросто, грубовато-добродушно беседовал с ними и выслушивал просьбы или жалобы, а затем обедал с офицерами под тентом, в то время как войска располагались вокруг и звали маркитанток. Если результаты смотра его не устраивали, он грубо отклонял приглашение командира, скакал в ближайшую деревню и обедал там с крестьянами где-нибудь в сарае или под деревом.

Кое-кто уже тогда внимательно присматривался к детищу Фридриха Вильгельма. 27 июня 1725 г. австрийский обер-шпион граф Зекендорф писал в Вену принцу Евгению о впечатляющих «красоте и порядке» прусских частей, о превосходном состоянии их полков и лошадей, ружей и амуниции. Несомненно, Фридрих Вильгельм создал военный шедевр, уникальный в мировой практике. Но одновременно Зекендорф сообщал: «При этом офицеров и нижние чины держат в рабском страхе и подвергают жесткой дисциплине. Офицер, забывший припудрить волосы, может быть разжалован». (Согласно тогдашним предписаниям, парик следовало посыпать белой пудрой.)

Такова была обратная сторона медали: Фридрих Вильгельм держал армию под ярмом прямо-таки варварской дисциплины. «Болтовня», то есть ропот и пререкания в строю, немедленно каралась палками. Отказавшийся выполнять приказ трижды прогонялся сквозь строй (это называлось «бегать под шпицрутенами»), из которого выходил полуживым. Побег, дезертирство карались смертью. Впрочем, такие наказания существовали везде. Было только одно исключение: маленькая армия Ганновера, отказавшаяся от услуг иностранных наемников и питавшая отвращение к телесным наказаниям солдат. Самой ужасной являлась участь простого человека на кораблях британского флота: за малейшую провинность его спину могли до костей обработать девятихвостой «кошкой» либо повесить на корабельной рее и медленно задушить. В прусской армии существовали порядки не намного более гуманные. Впрочем, граф Зекендорф отметил, чем прусская армия выгодно отличается от всех других: офицерам запрещено выряжаться, а также передавать «воспитание» нижних чинов в руки унтер-офицеров. Как и все в армии, офицер нес предельно полный груз ответственности и служебных обязанностей, а взгляд вездесущего монарха, обращенный на офицера, был особенно придирчив.

В результате вечных учений и организационного совершенствования прусские пехотные полки стали непревзойденными по своим боевым качествам войсками. Скорострельность «пелетонов» достигала девяти залпов в минуту, интенсивность такого огня почти равнялась стрельбе очередями, поскольку залпы раздавались примерно каждые восемь-девять секунд. Приемы обращения с оружием и строевая подготовка в войсках были доведены почти до уровня рефлексов, что немало развлекало иностранных наблюдателей, презрительно говоривших о «потсдамских парадах» Фридриха Вильгельма. На этот счет усомнился даже прославленный полководец принц Евгений, снисходительно писавший: «Маневры прусских частей производят впечатление чего-то ненатурального. Неудивительно, когда огромные, не знающие особых трудов, упитанные солдаты так легко переставляют ноги в дни парадов». К своему счастью, он не дожил до того дня, когда в 1741 г. при Мольвице австрийцам пришлось испытать, что в действительности означает «что-то ненатуральное» в «потсдамских парадах».