Фригорист

Потом он услышал сухой металлический скрежет отпираемого замка. Через секунду он увидел на пороге светлый силуэт – Ната была облачена в длинную, до пят, ночную рубашку. Стрелков бесцеремонно отодвинул женщину и вошел в квартиру. Она приглушенно вскрикнула, не ожидая, видимо, от паука такой мощи, и захлопнула дверь.

– Не бойся, – Стрелков чуть приобнял Нату, – я тебе все завтра объясню. А сейчас давай спать.

Ната сдавленно стонала и дрожала. Стрелков погладил ее хрупкое плечо. От этого ее затрясло еще больше.

– Иди, – он повернул ее и открыл ведущую из сеней на кухню дверь.

Она сделала робкий шаг, потом вдруг дико закричала. Стрелков зажал ей рот рукою, которую она больно укусила, отчего он взвыл, но тут же умолк, испугавшись, что поднимет на ноги спящих за стенами соседей. Ему удалось протолкнуть ее в гостиную, где горел свет. Как только Ната очутилась там, она отпрянула от Стрелкова, как от чумы и принялась бешено вращаться, что-то стряхивая с себя.

– Да не суетись ты. Я – Пронька, – улыбнулся через силу Стрелков.

– Нет, нет, – повторяла Ната, которую голос Стрелкова заставил шарахнуться к окну так, что она чуть не упала, запутавшись в занавеске, но сумела удержаться на ногах.

– Осторожно, – подскочил к ней Стрелков, чем посеял в ней новую панику.

Она закрыла лицо руками и, тряся головой, опустилась на диван.

– Ладно, хочешь, я тебе покажусь?

– Нет, нет, нет, – тупо бубнила Ната.

– Обожди минуту, – Стрелков встал, направился в спальню.

Там он включил свет и, взяв тюбик с тональным кремом, подошел к зеркалу. Он быстро нанес макияж. Оглянувшись, он увидел наблюдавшую за его превращениями Нату. Он улыбнулся ей темным провалом рта – губы он накрасить еще не успел – и Ната чуть не ляснулась в обморок.

– Я стал невидимкой, понимаешь? Эксперимент не удался, – Стрелков от досады прикусил невидимую губу, потом схватил губную помаду и стал лихорадочно красить рот, – вот, видишь? Я ничего плохого тебе не сделаю! Меня все ищут, я словно преступник какой!

Бессмысленное выражение в глазах Наты стало понемногу рассеиваться. Она уже с интересом следила за действиями Стрелкова.

– Нет, – вдруг произнесла она, улыбнувшись, словно нашла ответ на мучивший ее вопрос, – ты не Пронька.

Она качала головой из стороны в сторону в то время, как на устах ее застыла блаженная улыбка.

– Ты – человек, только невидимый, – Ната сделала учительский жест, выставив указательный палец и помахав им в воздухе, – такое бывает.

Теперь настала очередь Стрелкова удивляться. Он изумлялся понятливости этой блаженно-наивной шизофренички.

– И тебе тоже нужно краситься, – еще шире улыбнулась Ната, в голосе которой забрезжили заговорщические нотки.

– Как и тебе, – просветлел Стрелков, – чтобы нас не узнали.

Сам того не зная, Стрелков верно нащупал суть навязчивой идеи Наты, а именно – мании преследования. Поэтому она и прибегала к макияжу, прячась за ним, как за ширмой, выставляя миру маску, защищаясь от происков тех, кто, накрась она глаза синим, например, не даст ей пиццы и колы. У Стрелкова шевельнулась мысль, что он теперь тоже вынужден будет скрывать свою пустоту под маской румян и губной помады, под очками и головным убором. Пока не найдет Спирягина, и тот не вернет ему нормальный человеческий облик. Сергей нашел очки и, нацепив их, обернулся к Нате. Она как зачарованная смотрела на него – теперь он казался ей сказочным героем. Страх сменился трепетным восхищением.

– Как я тебе? – улыбнулась накрашенными губами голова Стрелкова.

– Ты красивый, – с наивным простодушием ответила Ната.

– Правда? – удивился Стрелков, полный искренней признательности за такое доверие и любование.

– Ага, – Ната непринужденно засмеялась.

– Ты позволишь мне переночевать у тебя?

– Да, – просто кивнула Ната, – оставайся.

– А если я все смою с себя и ты снова не будешь меня видеть, ты не будешь меня бояться?

– Нет, – покрутила головой Ната.

– Я лягу на диване, я сегодня чертовски устал. Спасибо тебе, ты меня здорово выручила. Завтра у тебя будет и пицца, и кола.

Эти слова подействовали на Нату как папское благословение – на истого католика. Ее бледное лицо озарила счастливая детская улыбка.

* * *

На следующее утро Стрелков проснулся рано. Его разбудил шум посуды и воды на кухне. Он потер глаза, сел в постели и взглянул на циферблат старого будильника. Восемь ноль три.

Он зевнул, закряхтел и, сбросив одеяло, встал на ноги.

Раннее летнее солнце уже во всю полосовало пол, пробираясь в комнату разрозненными лучами-диверсантами и от этой солнечной улыбки, подобно цветку, разобранного на сотни лепестков, на душе у Сергея стало тепло и уютно.

Но ненадолго. Память подобно отрикошетившей пуле вернулась и пробила тихую блаженную уверенность в том, что все будет как обычно, сладкую уверенность, ласкающую душу проснувшегося человека, бесценную и предательски шаткую. Стрелков поморщился и пошел на кухню.

Сидя на опущенной крышке унитаза, Ната как ни в чем ни бывало что-то мешала в кастрюльке, стоявшей на маленькой плите.

– Привет, – поздоровался Стрелков.