Тот, не обращая внимания, принялся перебирать потемневшие украшения, время от времени подёргивая плечами, словно бы ему что-то не нравилось. Женщина откинулась на подушках и принялась с интересом наблюдать за действиями сына. Дима аккуратно уложил всё на места, только оставил на трельяже серебряный набор с горным хрусталём. Затем выбрал светло-бежевый оттенок помады, к нему – один из карандашей. Положив всё это дело рядом, понюхал каждый из флаконов с духами. Долго не мог определиться. Наконец, рядом со скромным колье опустил пыльную синюю бутылочку.
Затем, не говоря ни слова, вышел в коридор.
Варвара Петровна вошла почти сразу. На голове у неё красовалась косынка.
–Доброе утро, – поприветствовала она дочь, – Завтрак на столе. А, я вижу, Дима уже предупредил мои мысли…
–Какие мысли, мам?
–Я собираюсь делать генеральную уборку, и вы двое мне сейчас нужны, как зайцу стоп-сигнал. Так что собирайся и иди на прогулку.
–Мило… – пробормотала Валентина Ивановна, отбрасывая одеяло.
–Зато искренне, – фыркнула старая женщина, -Когда ты в последний раз из дому-то выходила? Я имею в виду, не в свой дурацкий ресторан. Так что сына за шкирку, и – вперёд!
Надо сказать, что погожий денёк выгнал на улицу множество людей. Сверкающее солнце зазывно отражалось от ещё не до конца высохших луж и немытых окон, весело чирикали не успевшие улететь птицы. Ветви зелёных деревьев, что росли вдоль дороги, мерно покачивались под порывами тёплого ветра, а под ними неспешно прогуливались люди – старики, дети и молодые люди. Некоторые держались за руки, и Валентине Ивановне на мгновение стало грустно, но она тут же воспряла духом, поглядев на сына. Дима выглядел довольно радостным. В последнее время его настроение было сложно разобрать, поскольку маленькое лицо большую часть времени было очень серьёзным, но сейчас он почти улыбался, громко топая по асфальту. За его спиной гремел пеналом небольшой рюкзачок.
–Куда пойдём? Как насчёт детской площадки?
Димка коротко кивнул.
–Эй! Эй, не убегай далеко! Ох, ну что ты будешь делать…
Мимо них, громко хохоча, пробежал красивый парнишечка. Валентина Ивановна невольно заулыбалась, глядя на него – высокий для своего возраста, крепкий на вид, он с неподдельным весельем оглядел Диму смеющимися голубыми глазами. Белокурые локоны сбились от ветра, и теперь стояли забором. Видимо, он пошёл в мать, что теперь едва поспевала за сыном на каблуках.
–Непослушный! – пожаловалась она Валентине Ивановне, – Говорила же…
Не закончив фразу, она припустила за мальчиком, время от времени грозя ему страшными, но пустыми карами.
Валентина фыркнула и взглянула на Диму, намереваясь что-то сказать, но слова застряли у неё в горле. Впервые за целый год он улыбался во всё лицо, глядя, как незнакомая женщина играет в догонялки со своим сыном. Он вырвал руку и побежал вперёд, поминутно оглядываясь. Валентина Ивановна поняла намёк. Хитро улыбнувшись, она крикнула:
–Вот догоню! – и сорвалась с места.
На качелях, лавочках, шведских стенках – дети, мамочки и бабульки, что так же в этот день не смогли усидеть дома. Взрослые изредка отвлекались от разговоров, завидев, что кто-то забрался слишком уж высоко, либо с аппетитом принимался есть песок. Тут и там были слышны окрики:
–Куда полез! А ну, упадёшь!
–А ну иди сюда! Покажи руки!
И всё в таком духе. Но всё на краткое мгновение замерло, когда на площадку забежали двое ребят – запыхавшийся Дима и голубоглазый пацан.
–Какой милаха! – вырвалось у ближайшей женщины с химической завивкой на голове.
И казалось, что с этим соглашалось даже солнце, чьи лучи рикошетом отскакивали от золотых волос мальчика. Он смотрел вокруг с неподдельным весельем и азартом, словно призывая всех остальных разделить этот ясный день с ним.
Дети убежали, и Валентина Ивановна обратилась к матери мальчика:
–Ох! Давненько я не бегала.
–А для меня привычное дело. Лёшка постоянно думает, что обгоняет меня – и ладно. А вашему сколько лет?
Лёшка носился по площадке, подобно заведённой юле. Спустя пару минут не было уже никого, кто его до сих пор не заметил и не перекинулся хотя бы парой фраз. Мальчику очень нравилось такое внимание.
Оставался только один.
Дима очень устал гоняться за новым знакомым, и теперь задумчиво следил за ним, стоя чуть поодаль от площадки и растерянно теребя оранжевые шортики, подобранные к рубашке с узором из долек апельсина. Наконец, сдался и полез в рюкзак. Выудив блокнот, бегло осмотрел площадку, небо, деревья, и принялся рисовать.
Для семилетнего, рисовал он сносно. Это не было его сильной стороной, причём он сам это быстро понял, поскольку руки у него иногда начинали непроизвольно дрожать. Он стоически переносил эти приступы, хотя они нападали так внезапно, что ровные черты часто превращались в каракули.