Фрик

Он изобразил площадку, маму, хорошо набросал шведскую стенку и шатающиеся за ней деревья. Затем вытянул вперёд руки с блокнотом, прикидывая, чего не хватает. Не хватало людей, как и всегда. Их он рисовать не любил, особенно в движении, потому что неизменно получалась какая-то жуть. Дима решил, что сойдёт и так, и уже совсем было отложил ручку, как Лёша с криком, которому позавидовали бы древние варвары, запрыгнул на лесенку, в мгновение ока забрался на неё с ногами и со счастливым взглядом осмотрел остальных, внизу.

Не улыбнуться было невозможно. Дима фыркнул, и снова взялся за рисунок. Теперь на стенке, смешно сморщив нос, стоял мальчишка с поднятыми вверх руками. Дима горделиво выпрямился, довольный своей работой. Спохватившись, принялся выводить солнце на небе – про него он совсем забыл…

–Круто!

От неожиданности рука, дорисовывающая последний луч, дрогнула, и жирная полоса соединила солнце и Лёшину макушку.

Сам же натурщик стоял позади. Дима и не заметил, как тот подобрался.

–Классно рисуешь! А где ты? Нарисуй себя!

Дима в некотором смущении посмотрел на мальчишку, затем на свой рисунок. Вот этого ему в голову никогда не приходило – рисовать себя. Сейчас же, когда его попросили, он был совершенно сбит с толку, хотя сегодня утром гляделся в зеркало. Как он выглядит?

–Ну, чего ты? – протянул Лёша, и сел рядом, – Как тебя зовут?

Дима неуверенно порыскал глазами в поисках мамы, но та была занята разговором с новой знакомой, и, хоть периодически на него и смотрела, не смогла прочитать некую тревогу на лице сына. Он сглотнул.

–Ну?

Ситуация становилась безвыходной. Паренёк, похоже, не отстанет, пока не получит желаемого. Дима торопливо перевернул страницу блокнота и занёс ручку. Но провидение было не на его стороне – в пластиковом стержне закончились чернила как раз в тот момент, как он хотел написать своё имя.

Лёша начинал нетерпеливо ёрзать – было видно, что его натура намного менее спокойная, чем у Димы. Однако, хоть любой другой ребёнок на его месте давно бы убежал прочь от недружелюбного собеседника, мальчик же продолжал наседать и наседать:

–Да как тебя зовут? Ты же скоро в школу пойдёшь! Ну, скажи!

–Дима, – прошептал мальчик. Гланды практически атрофировались за год, и говорить громко он не мог. Но почему-то разочарование этого незнакомого мальчишки было хуже, чем переступить через себя. Он откашлялся, и почти нормально повторил, – Меня зовут Дима.

Лёша улыбнулся во весь рот и издал звук, очень похожий на «Гы!» Он потащил Диму за рукав к ближайшей площадки, бессвязно рассказывая то про последний мультик, что увидел, то про гигантскую жабу, с которой сражался. Диме вдруг стало всё равно – он счастливо улыбался, не замечая, как Валентина Ивановна сидит на земле, в ошеломлении показывая на него пальцем, а вокруг неё хлопочет Лёшина мама, пытаясь выяснить, что случилось. Но не расскажешь же в двух словах, что сын, отказывавшийся говорить целый год, внезапно решил перекинуться парой слов с пацаном, которого встретил впервые в жизни.

Дверь в квартиру с грохотом распахнулась. Варвара Петровна пинком загнала дочь в прихожую. Кое-как сняв сапоги (мокрые от ливня пальцы плохо слушались), встала перед ней. Хоть она и была стара, её породистое морщинистое лицо обычно выглядело очень мило, однако далеко не в этот момент. Сейчас она напоминала человека, готового совершить убийство. Валентина Ивановна не перечила – мать была единственной, кого она боялась и уважала.

–О чём ты только… – шёпот Варвары Петровны был слышен по всей квартире, – Ты что, чёртова психопатка? Ты хоть немного подумала о последствиях?

–Мам…

–Я знать ничего не хочу! Ты расстроилась, сорвалась, Дима попался под горячую руку – мне наплевать. Вспомни, хоть на секунду, вспомни, что было шесть лет назад. Он не разговаривал год! ГОД, ВАЛЯ! – как видно, Варвара Петровна хотела сказать своей дочери слишком много, а потому голос становился всё громче под натиском гневных, справедливых мыслей, – Мы потратили столько лет на то, чтобы выстроить с мальчиком отношения, добиться его доверия! И он доверял. Он доверял мне, доверился тебе – и пожалуйста, его уничтожила родная мать!

–Я не…

–УНИЧТОЖИЛА! – взвизгнула Варвара Петровна, топнув ногой по деревянному паркету, – Ты потеряла сына, ты понимаешь?! Его нет. Ты убила его в тот самый момент, как решилась на этот… этот…

–Я его воспитывала! – закричала Валентина Петровна не хуже матери, которая выпучила глаза так, что те грозили вылететь из орбит. –Ты говоришь совсем как тот мужик со школы! А у меня, между прочим, не было злых намерений!

–Ах, вот как. Знаешь, Валя, благими намерениями выложена дорога в ад. Мне страшно подумать… Господи, я даже не хочу думать, я просто не хочу…

Она в изнеможении открыла дверь в коридор и замерла. На светлом фоне тускло освещённого фонарём окна был виден силуэт. Пышное платье сбилось, с него капала вода – как видно, Дима попал под дождь.

–Можно уже его снять, мам? – абсолютно пустым тоном проговорил он.