Фривольные письма

Мне хотелось, чтобы он уничтожил меня. Я находилась на грани оргазма, как только он вошел в меня, блаженный трепет охватил все мое тело, готовое взорваться в любой момент. Наконец, невероятное ощущение достигло высшей точки, когда Гриф, обхватив меня за талию, вошел в меня еще глубже, толкая еще сильнее. Я напряглась, меня захлестнула волна тепла, когда оргазм достиг своего предела. Я содрогнулась всем телом.

Когда Гриффин, заглянув мне в глаза, снова вошел в меня, я испытала такое пронзительное ощущение, какого не переживала никогда, определенно не сравнимое ни с чем, что я испытывала когда-либо прежде. Мы оба вскрикнули в один голос, наши стоны наслаждения эхом отдались в комнате.

Задыхаясь, я, удовлетворенная до изнеможения, лежала на столе, когда Гриффин покрывал мое лицо поцелуями.

– Привет, – сказал он, тяжело дыша.

– Да?

– Свет горит.

Я огляделась.

– Да, горит, а что?

– Я у тебя первый. – Он улыбнулся.

– Да.

Я даже не встревожилась из-за того, что горит свет, и Гриф ясно видел каждую частичку моего тела. Я понимала, что полностью доверяла ему, не говоря уже о том, что просто растворялась в нем. Он овладел мной, отдав мне все оставшиеся силы до последней капли, играя на моем теле, как на музыкальном инструменте, – занимаясь любовью как рок-звезда, которой он и был.

Глава 22 Гриффин

Похоже, я действительно смогу вести такую уединенную жизнь.

Во-первых, кто еще может сказать, что утром его разбудил поцелуй свиньи? Не уверен точно в том, что делала Гортензия, но она прижалась рылом к моему рту, поэтому я вынужден был предположить что-то в этом роде.

Первый день, который мы провели с Лукой вместе, начался с утреннего секса. За ним последовала прогулка с Гортензией, затем мы снова занимались сексом, потом был двухчасовой ланч, состоявший из канапе, сделанных из всего, что, черт побери, нашлось у нее в холодильнике. День завершился тем, что Лука читала мне из своей последней книги, пока я поглаживал ее ногу, а потом, прежде чем задремать, снова уговорил ее заняться сексом. Потом мы проснулись, поужинали и, не ложась спать, болтали до тех пор, пока не пришло время поехать за продуктами.

Как ни смешно, но поездка среди ночи в супермаркет как нельзя лучше подходит для знаменитостей, пытающихся скрыться от назойливых глаз. Некоторые из странных привычек Луки действительно пришлись мне по вкусу.

В Лос-Анджелесе, куда бы я ни шел – днем или ночью, – мне приходилось надевать шапку и темные очки, чтобы меня не узнали. Здесь я решил рискнуть обойтись без маскировки, когда мы в обычное для Луки время отважились поехать в магазин.

Там оказалось почти пусто. И это было блаженством.

Когда Лука постучала указательным пальцем по арбузу, я не мог не заметить, как забавно она выглядит. Она приложила арбуз к уху с таким сосредоточенным выражением лица, словно решила послушать, как внутри шумит океан. Возможно, она вела закрытую жизнь, но она определенно дорожила мелочами. Я начал понимать, что эти мелочи – минуты, проведенные с ней, – имеют большое значение. Мне хотелось подольше задержаться в Вермонте, чтобы понять и прочувствовать их.

– Что ты делаешь? – наконец, спросил я, намекая на то, как она изучала арбуз.

– Я пытаюсь понять, спелый ли он. Выбор арбуза – дело сложное.

– А вот я думал, что я мастерски поглаживаю дыни…

– О, поверь мне, ты – определенно мастер.

Она подмигнула мне, и я рассмеялся.

– Так в чем же хитрость? Как узнать, какой из них лучший?

– Просто. Если внутри пустота, то, вероятно, он хороший.

– В отличие от людей, да? Именно так я чувствовал себя до встречи с тобой. Пустым внутри. То, что придает сладость арбузу, разрушает человека.

Положив арбуз, она поднесла руку к моей щеке.

– Это навевает на меня грусть.

Я схватил ее за запястья.

– Я больше этого не ощущаю. Не тогда, когда я с тобой. Впервые за много лет я чувствую себя человеком. То, что я нахожусь с тобой здесь, в продуктовом магазине, делает меня свободным. Ты думаешь, что, заработав все деньги в мире, обретаешь свободу. Но если ты знаменит, все иначе: твое настоящее «я» становится пленником твоего образа. Ты действительно больше никогда не сможешь жить, как раньше, когда тебя никто не узнавал. Поэтому, когда бы ты ни почувствовал, что снова возвращаешься к нормальной жизни, пускай даже это ощущение мимолетно, оно становится подарком.

– Ты жалеешь о том, что у тебя все так сложилось?

Раздумывая над ее вопросом, я испытывал смешанные чувства.

– Я горжусь тем, чего достиг. Музыка всегда занимала важное место в моей жизни, а возможность зарабатывать себе на жизнь своим творчеством не следует принимать как должное. Но, несомненно, я не совсем понимал, во что ввязываюсь. Даже если теперь я сожалею, я не могу ничего изменить. Поэтому я стараюсь просто смотреть вперед, а не назад. Что мне нужно… так это каким-то образом найти счастливую середину. – Я огляделся. – И этот разговор слишком серьезен для супермаркета.

Лука притянула меня к себе и обняла.

– Я очень горжусь тобой и всем, чего ты добился, если ты этого до сих пор не понял.