Я расхаживал взад и вперед по номеру отеля, уже в десятый раз нажимая «повторный набор». Лука не ответила к тому времени, когда закончился саундчек. Она также не ответила к тому моменту, когда начался концерт. Когда я снова не услышал ее после окончания шоу, я начал беспокоиться. Поэтому для проверки я послал ей СМС. Она прочитала его, как и посланное мной видео, но ничего не отправила в ответ. Кроме того, я оставил ей несколько голосовых сообщений.
Может быть, я огорчил ее видео, которое послал раньше? Было ли там что-нибудь такое, что могло бы разозлить или расстроить ее? Я так не думал, но на всякий случай дважды проиграл его снова и перечитал СМС, которое послал вместе с ним. Насколько я мог судить, эти сообщения должны были стать для Луки всего лишь милым напоминанием о том, что я думал о ней.
Поскольку там не было ничего, что могло бы огорчить ее, я начал волноваться, рисуя в своем воображении еще более страшные сценарии. Я нервничал, думая о том, что с ней, возможно, что-то случилось. Разумеется, в голову лезло всякое дерьмо.
Но все-таки она прочитала мои СМС. А вдруг их прочел злоумышленник? Хотя это казалось смешным даже при моем живом воображении.
Опять же, она что – лежала и читала эсэмэски, истекая кровью?
К сожалению, только одно обстоятельство имело серьезное значение: последние нелегкие дни давили на Луку тяжелым грузом, и она не хотела разговаривать со мной.
Меня снова захлестнуло знакомое ощущение дежавю. Восемь лет назад меня охватил жуткий страх, когда я каждый день подходил к почтовому ящику и не находил в нем письма от Луки. Возможно, изменился способ нашего общения, но я нутром чувствовал, что меня затягивает в то же самое дерьмо – моя девочка начинала отдаляться от меня.
На следующий день нам нужно было выезжать в восемь утра, чтобы вовремя добраться до следующего пункта назначения. Я был чертовски измотан, когда, наконец, уснул прошедшей ночью, потому что каждые полчаса просыпался и проверял телефон, ожидая СМС от Луки. Не пришло ни одного сообщения.
Цепляясь за последнюю отчаянную надежду на то, что она, возможно, рано заснула накануне и сейчас еще спит, я дождался, пока мы в первый раз остановились у бензоколонки. Парни выпрыгнули из автобуса, чтобы позавтракать, а я прибегнул к тяжелой артиллерии.
– Алло.
– Привет, это Гриффин. Простите, Док, что беспокою вас. Но я волнуюсь о Луке. Она не отвечает по телефону – ни на сообщения, ни на звонки.
Док вздохнул.
– Ты ставишь меня в сложное положение, сынок. У меня с Лукой конфиденциальные отношения, как у доктора с пациентом. Однако я тревожусь о ней.
– Можете ли вы просто сказать мне, что с ней все в порядке? Когда вы в последний раз видели ее?
– Сегодня утром я провел с ней час.
Я почувствовал облегчение от услышанного, но у меня заныло сердце. Выходит, мои подозрения подтвердились, и она просто не хочет разговаривать со мной.
– С ней все нормально? Она не пострадала физически или как-то еще?
– С ее здоровьем все в порядке. Вам не стоит об этом беспокоиться.
Я чувствовал себя абсолютно бессильным, находясь так далеко от Луки.
– Я понимаю, что вы не можете говорить о ее проблемах, но я не знаю, что делать. Я сейчас в дороге и не могу приехать. Не могли бы вы сказать мне, как я должен вести себя с человеком, испытывающим очень сильный страх? Что бы вы сказали, если бы муж или жена пришли к вам посоветоваться, как успокоить человека, находящегося в состоянии крайней тревоги, который отдаляется от близких?
– Я бы сказал, что невозможно успокоить человека, находящегося в состоянии крайней тревоги. Вы можете терпеть его и любить его, но вам придется запастись большим терпением, если вы планируете остаться с ним надолго. Когда кто-то ранит ногу, врач зашивает ее, но все равно нужно много времени для того, чтобы она полностью зажила. Даже спустя много месяцев остается шрам. И спустя много времени после того, как шрам побледнеет, если вы обдерете кожу на месте раны, она откроется скорее, чем в другом месте. Тревога ничем от этого не отличается.
Я выдохнул.
– Да. Понятно.
– Будьте терпеливы, Гриффин. Я понимаю, что легче сказать, чем сделать, но не думаю, что нарушу врачебную этику, если скажу, что Лука вас любит. Говорят, что время лечит все раны, но я думаю, что, когда кровоточит разбитое сердце, любовь не менее важна.
Кивнув, я сглотнул.
– Спасибо, Док.
Попрощавшись, я некоторое время сидел, не двигаясь с места, и обдумывал услышанное. С физическим здоровьем Луки все в порядке, Док ее навещал сегодня. Я знал, что она борется, и мне хотелось сделать для нее что-нибудь, чтобы ей стало легче. Но если ей нужно время, тогда у меня нет выбора… Разве что предоставить ей немного свободы, дав понять, что я никуда не ухожу?
Она прочитала все мои сообщения, поэтому я написал еще одно.