Фройлейн шпион

Его последние несколько дней в Аргентине были разочарованием в ожидании прибытия агента C-4. К тому времени, когда Ник ушел, произошло всего две вещи: убийца, которого он ударил в заднем коридоре Хаузера, задушил себя в своей камере; когда C-4 принес ему увеличенные и опознавательные изображения фотографий, отмеченных Ником.

Он пробрался мимо окон нижнего этажа. Ни одно существо не шевелилось, даже мышь. Плотные шторы были неподвижны, и инстинкт подсказывал ему, что в комнатах никого нет. И все же у него было ощущение, что где-то в доме кто-то есть.

На одной из фотографий был изображен сам Хаузер в униформе в составе группы, в которую входили такие нацистские светила, как Гитлер, фон Риббентроп, Геббельс, Гиммлер, Борман и несколько других, которых Хоук идентифицировал для него. Кто-то, предположительно Хаузер, очень легко обвел головы Бормана и Хаузера. На второй фотографии была запечатлена группа мужчин в штатском, сидящая за столом для переговоров. На нем тоже были обнаружены две слабые карандашные отметки. По словам Хоука, это изображение было групповым исследованием ведущих ученых Германии военного времени, и двумя фигурами, указанными карандашными отметками, были Конрад Шойер и Рудольф Дитц. Конрад Шойер уехал в Британию, преподавал и проводил исследования в лаборатории английского университета в течение последних нескольких лет - пока он не исчез загадочным образом, чтобы вновь появиться так же загадочно (и гораздо более кратко) в Западном Берлине. Дитц уехал в Австралию после войны; теперь он тоже пропал.

Ник добрался до водосточной трубы и потянулся своим гибким, натренированным йогой телом к ​​окну справа.

Подразумевалось, что Хаузер идентифицировал Шойера и Дитца как двух ученых, которые посетили Бронсона-Бормана через дверь кабинета, так ясно обнаруженную в мощный бинокль Хаузера. А Шойера с тех пор видели в Западном Берлине, но он исчез так же таинственно, как и появился. Немецкий информатор, сообщивший о том, что произошло, Эйксу, слышал это от кого-то, кто знал кого-то, кто разговаривал с кем-то, кто кого-то видел… и начало следа потерялось в тумане слухов. Но кто-то был уверен, что Шойера видели. Ник изучал увеличенные изображения до тех пор, пока не почувствовал, что узнает каждую фигуру на картинках, если возраст и маскировка полностью не изменили их; и он шел по следу информатора, пока тупик не заглянул ему в лицо, и он направил свои поиски на Вильгельмштрассе 101В и нелюдимого Пола Циммера.

Он присел на подоконник и, прищурившись, сквозь заляпанные грязью оконные стекла увидел полутемную площадку наверху. По-прежнему нет звука изнутри. Окно было закрыто, но приоткрылось с небольшим убеждением. Ник вошел и подождал в темном углу площадки, пока его глаза привыкнут к густой темноте.

Вниз вела устланная ковром лестница. На лестничной площадке было четыре закрытых двери. После долгого прислушивания и осмотра Ник подошел к первой двери и открыл ее. Ванная комната. В нем есть сверкающая сантехника, мягкие полотенца, толстый коврик для ванной и шкаф, полный косметики, в том числе мыла для бритья, ароматных порошков и жидкостей. Ник понюхал

Очень женственно; очень дорого.

Вторая дверь со скрипом открылась, и он замер, положив одну руку на Вильгельмину. Но после этого жалобного крика не было ни звука, и когда он вошел после зондирующего луча своего карандашного фонарика, ему было не на что бросить вызов.

Это была мужская комната, обставленная для мужчины и полная его личных вещей. И все же они не были настолько личными, чтобы рассказать что-либо об отсутствующем обитателе: купленные в магазине костюмы с берлинскими лейблами, небрежно начищенная, но прочная обувь, нижнее белье, носовые платки. Ни почты, ни бумажника, ни ключей, ни денег, ни писем… Это было для всего мира как комната в пансионе или временном отеле, за исключением того, что даже временные жители обычно оставляли более разоблачающие мелочи разбросанными по сторонам. Пустое ничто комнаты странным образом контрастировало с роскошью ванной. Комната Пола Циммера или его гостя? Невозможно сказать. Ничто не привело ни в Буэнос-Айрес, ни в Мюнхен.

Ник вышел из комнаты и скользнул по площадке. Еще две двери. Одна из них была гардеробной, заваленной бельем, пальто и чемоданами. И все же не было ни этикеток, ни ярлыков, ни небольших бесплатных подарков, которые указывали бы на личность их владельцев.

Четвертая дверь, ведущая в комнату, которая, как он знал, должна была выходить на фасад дома, открылась без малейшего звука. Ник ступил на мягкий ковер и вдохнул ароматное эхо ароматов ванной. Тусклый свет с улицы разбавлял темноту, так что он мог видеть мебель. Его глаза сосредоточились на одном из них, в то время как его разум перебирал две мысли: во-первых, он мог бы поклясться, что занавески закрывали окно на протяжении всей его осады через улицу, а теперь они были открыты; и два…