Фронда. Блеск и ничтожество советской интеллигенции

Эту особенность народа – к восприятию и стремлению к возвышенной цели – не раз отмечали писатели. Например, И. Эренбург вспоминает, как во время собрания на строительстве магистрали Москва – Донбасс «один землекоп, в бараньей шапке, с обветренным лицом, говорил: «Да мы во сто раз счастливее проклятых капиталистов! Они жрут, жрут и дохнут – сами не знают, для чего живут. Такой прогадает, смотришь – повесился на крюке. А мы знаем, для чего мы живем: мы строим коммунизм. На нас весь мир смотрит…» (32) А какое разнообразие типов этих народных строителей коммунизма описывают Ильф и Петров: «Был здесь сормовский рабочий, посланный в поездку общим собранием, и строитель со Сталинградского тракторного завода, десять лет назад лежавший в окопах против Врангеля на том самом поле, где теперь стоит тракторный гигант, и ткач из Серпухова, заинтересованный Восточной Магистралью, потому что она должна ускорить доставку хлопка в текстильные районы. Сидели тут и металлисты из Ленинграда, и шахтеры из Донбасса, и машинист с Украины, и руководитель делегации в белой русской рубашке с большой бухарской звездой, полученной за борьбу с эмиром».

Медленный эволюционный путь не мог удовлетворить вечно пришпоривающих ход истории революционеров. Вообще, стремительная переделка человека – отличительная черта всех утопистов. Тем более, таких радикальных, как большевики образца 1920-х годов. Ради ускорения предлагалось даже переделывать народ искусственно. Л. Троцкий (1923 г.): «Человеческий род, застывший хомо сапиенс, снова поступит в радикальную переработку и станет под собственными пальцами объектом сложнейших методов искусственного отбора и психофизической тренировки». Здесь уже недалеко и до прозрений светочей перестройки вроде академика Н. Амосова, писавшего в 1992 г.: «Исправление генов зародышевых клеток в соединении с искусственным оплодотворением даст новое направление старой науке – евгенике – улучшению человеческого рода. Изменится настороженное отношение общественности к радикальным воздействиям на природу человека, включая и принудительное (по суду) лечение электродами злостных преступников… Но здесь мы уже попадаем в сферу утопий: какой человек и какое общество имеют право жить на земле» (33).

Были не только слова, но и всяческие эксперименты над человеческой природой – профессор Преображенский из «Собачьего сердца» был не одинок в своих изысканиях. Например, в 1926 году доктор Манойлов с помощью изобретенного им реактива определял половую принадлежности крови. Ну, ладно половую, но речь шла и национальной принадлежности. По мнению Манойлова, кровь разных народов окисляется по-разному. И в 187 случаях из 222, если верить прессе тех лет, он определил национальность правильно. А это уже прямая перекличка с последующими нацистскими изысками в области чистоты крови и расы. Только цель переделки человека была диаметрально другой – не возвращение к национальным истокам, а создание человека будущего.

Целью всех мук и страданий, жесточайшей коллективизации и героической индустриализации должно было стать осуществление мечты: создание на востоке Европы народа, не менее энергичного и целеустремленного, чем его западные соседи. Знаменитый испанский философ Х. Ортега-и-Гассет пишет в 1930 году: «Москва прикрывается тонкой пленкой европейских идей – марксизмом, созданным в Европе применительно к европейским делам и проблемам. Под этой пленкой – народ, который отличается от Европы не только этнически, но, что еще важнее, по возрасту; народ еще не перебродивший, молодой. Если бы марксизм победил в России, где нет никакой индустрии, это было бы величайшим парадоксом, который только может случиться с марксизмом. Но этого парадокса нет, так как нет победы. Россия настолько же марксистская, насколько германцы Священной Римской империи были римлянами» (34).