Фронт без окопов

А сейчас куда? Что ждет его впереди?

В потрепанной, мятой шинели Попов шел по московской улице. После пропитанных лекарствами палат на свежем воздухе кружилась голова. Москва дышала ему в лицо осенней непогодью. Сеялся мелкий и нудный дождь вперемежку со снегом, ветер сорил на тротуары мокрые листья, качал за заборами тонкие ветки рябины, гнущиеся от грузных кистей спелых ягод.

— Ишь ты, сколько ее ноне уродило!

Дмитрий вспомнил родные таежные леса, раскиданные среди них небольшие селения, в которых жили его соплеменники — не избалованные природой, прилежные в труде коми или, как их называли царские чиновники, — зыряне.

В летнюю или в такую вот, осеннюю, пору любил он со своими сверстниками — деревенскими ребятами бродить по тем лесам: собирать грибы, ломать спелую черемуху, прихваченную инеем холодную рябину, жечь костры. «Эх, махнуть бы недельки на две домой, в свое Глотово! Похлестать бы на току снопы цепом, помочь отцу вывезти по первопутку дрова из леса».

Из-за угла навстречу Попову выскочила пролетка с рыжебородым кучером на козлах. В пролетке — дама под черной вуалью, рядом с ней — офицер с закрученными штопором усами. Офицер что-то рассказывал даме, то склоняясь к ее уху, то откидываясь назад, пьяно хохотал.

Разбрызгивая жидкую, смешанную со снежной кашицей грязь, пролетка пронеслась мимо. Попов озлобленно посмотрел ей вслед: «Вон она какая у них, война-то, — веселая!» Колеса пролетки словно оборвали нити воспоминаний о доме. Вид хохочущего офицера вернул Дмитрия к действительности. «Куда меня определят? — задумался он. — В Москве оставят, в запасном полку, или сразу в действующую?»

Не предполагал дважды раненый унтер-офицер Дмитрий Попов, что о его назначении уже позаботились — и не кто-нибудь, а сам государь-император, самодержец всероссийский. Еще в феврале 1915 года в Петербург прибыл из союзной Франции Поль Думер. Ловкий сенатор зачастил с визитами к высокопоставленным военным чинам и министрам царского правительства. Посланец французских буржуа настойчиво добивался того, чтобы Россия направила триста тысяч своих солдат и офицеров на французско-германский фронт в обмен на пушки и снаряды.

На официальном приеме у Николая II, на котором, кроме Поля Думера, присутствовали французский посол Морис Палеолог и министр иностранных дел России Сазонов, состоялась окончательная сделка — царь пообещал Франции русских солдат. Для обмана общественного мнения было распространено сообщение, что части комплектуются из добровольцев и что направляются они, как специальные формирования русской армии для оказания помощи союзной Франции.

Первая бригада особого назначения была скомплектована из двух полков, каждый из которых включал по три батальона. Кроме того, в бригаду входил еще один маршевый батальон. В нее зачислялись специально отобранные, наиболее подготовленные солдаты и офицеры. Только вот добровольцев почему-то не оказалось… На всю бригаду, на все десять с половиной тысяч человек объявился лишь один доброволец… генерал Лохвицкий. «Государь-император высочайше соизволил» назначить его командиром бригады.

Люди, видевшие и знавшие в то время этого генерала, позднее рассказывали о нем так: «Хотя ему было уже за пятьдесят, но выглядел он совсем молодо, — выше среднего роста, чисто выбритый, подтянутый и подвижный. Носил шинель простого солдатского сукна и защитного цвета генеральские погоны. Полную генеральскую форму надевал лишь тогда, когда принимал парады или представлялся высшим властям. Французским языком владел в совершенстве. Требовал от солдат «образцового поведения, беспрекословного исполнения своего воинского долга» и «небывалой железной дисциплины», подчеркивая, что на них возложена особая задача — «представлять в союзной России стране русскую армию». Таким запечатлелся он в памяти у солдат.

Во Франции перед выступлением на фронт особую бригаду, разместившуюся в лагерях, посетил президент страны Раймон Пуанкаре. С восхищением оглядывая замерших в строю «русских орлов», он несколько раз произнес: «Тре бьен! Тре бьен!» — «Очень хорошо!» Президент был доволен — Россия прислала отборных молодцов.

Не оставили без внимания прибытие на франко-германский фронт русской бригады и немцы. Они подготовились к ее встрече по-своему — выставили на позиции дощечки с надписями: «Здравствуйте, первая русская бригада. Вам не хватило земли умереть в России, вы умрете во Франции». И как только русские солдаты стали занимать позиции, немецкая артиллерия открыла массированный огонь.

Вслед за первой бригадой царское правительство поспешило направить во Францию еще одну.

Хмурым августовским днем стоял на корме парохода в окружении солдат маршевой роты унтер-офицер Попов. Со щемящей сердце тоской смотрел на удаляющийся Архангельск. Не удалось ему побывать после ранения в Глотове, навестить родных. По выходе из госпиталя на фронт его не послали и в запасном полку не оставили, а посадили на пароход и по царскому велению повезли в далекую, неведомую Францию. «Почему мы должны воевать за французов?» — думал Попов, но ответа найти не мог.