Фронт до самого неба (Записки морского летчика)

Вскоре летающая лодка изменила курс и скрылась из виду.

Вечером в курилке рассказали о встрече товарищам. Все пожалели, что установка на наших машинах реактивных снарядов задерживается. Пока мы летали на разведку, однополчане тоже не сидели, сложа руки. Стародуб, Беликов и Казанчук два раза бомбили войска противника на перевале Санчаро. Трошин, Андреев и Пульнин — плавсредства в Балаклаве. [159]

Подошел комиссар Ермак.

— Ну, ребята, завтра предстоит горячий денек. Кстати, пришло подтверждение на повреждение транспорта и телеграмма с перевала от командира триста седьмого полка шестьдесят первой стрелковой дивизии, благодарит за помощь…

22 сентября. Мы затемно на аэродроме, готовимся к вылету. Выслушав доклад Варварычева, осматриваю машину, проверяю подвеску десяти фугасных бомб. Молодец Иван, все в порядке. Когда он успевает, ума не приложу. Не только исправить повреждения, устранить неполадки, но и что-то улучшить, усовершенствовать, сделать удобней в обращении. И не затем, чтобы заметили, похвалили, просто это у него в крови.

Направляюсь в штабной домик — уточнить обстановку, получить разрешение на вылет.

За столом майор Пересада, что-то помечает в журнале боевых действий. Оперативный дежурный молча наблюдает из-за спины. Тоже вот и начштаба, когда он спит? И спит ли вообще? Провожает и встречает экипажи, возится с кучей журналов, донесений, приказов, готовит боевые задания…

— Вот познакомься с задачей, — придвинул журнал. — Что не ясно, спроси.

Все ясно. Искать торпедные катера и подводные лодки от Туапсе до Керченского пролива. Немцы активизировали действия на наших коммуникациях, срывая морские перевозки топлива, техники, боеприпасов…

— Разрешите идти, товарищ майор?

— А если встретите лодку под перископом или сидящую на воде «дорнье», какие наши действия?

— Бомбить!

— Но одновременно дать по флоту радиограмму. На побережье дежурят истребители и бомбардировщики, они тоже вылетят на уничтожение этих целей.

Григорий Степанович кивнул на подоконник.

— Возьмите пакет и термос, в столовую не скоро попадете.

Зашипела ракета, прочертив дугу над ночным аэродромом, тени самолетов задвигались, будто бесшумно выруливая на старт. Со стороны прожектора мигнул зеленый огонек карманного фонарика: взлет разрешен. [160]

В небе уже рассвело. Сегодня со мной штурманом летит Николай Прилуцкий, Никитин опять заболел. С Колей я уже слетался, претензий друг к другу не имеем.

— Как настроение?

— Бодрое, командир!

У входа в Керченский пролив наткнулись на сторожевой катер. Панов успел выпустить несколько очередей, с борта тоже протянулись пулеметные трассы. Бомбить катер не имело смысла, он шел на большой скорости, вероятность попадания в такую посудину ничтожно мала. Остальные четыре часа прошли вообще впустую.

— Не везет! — сетовал Прилуцкий. — И видимость хорошая, а ни фига!

— Это же охота. А на охоте разве всегда везет?

— С такой охотой с голоду подохнешь!

Так ни с чем и вернулись.

А в тот день Ефремов водил четыре самолета бомбить урочище Умпыр, Стародуб громил войска противника на перевале Санчаро. Беликов, Алексеев и Казанчук потопили транспорт, взорвали склад боеприпасов в Феодосии…

К вечеру полк облетела весть о подвиге воздушных стрелков Смоленского и Фадеева.

При бомбежке перевалов на самолете Трошина отказали замки бомбодержателей. Две бомбы зависли под центропланом. Все попытки освободиться от них ни к чему не привели. Садиться с бомбами — больше половины шансов снова взлететь на воздух, но уже в виде мельчайших осколков, обломков, липкой, розоватой пыли…

Выход нашли стрелки. Проникли в бомболюк, невероятными усилиями сняли несколько бомб, перетащили в фюзеляж самолета. Вывернули взрыватели. Снова вернулись в бомболюк. Повторили все с остальными бомбами. Затем, пробив аварийным ломом дыры в полуоткрытых створках, Смоленский ощупью вывернул взрыватели из бомб, зависших на внешней подвеске.

Скромные, до сих пор незаметные ребята.

— С такими можно в огонь и в воду! — сказал майор Стародуб.

Командир полка представил обоих к правительственным наградам.

Вечером на открытой веранде школы Гриша Сергиенко [161] давал импровизированный концерт. У него был приятный, выразительный голос. Аккомпанировал на гитаре и подпевал Миша Петроченко. Знакомые довоенные и военные песни. Их слушали так, что могли бы позавидовать и профессиональные артисты. Действительно, "после боя сердце просит музыки вдвойне", как говорилось в одной из фронтовых песен. Кто мог подумать тогда, в тот ласковый сентябрьский вечер, что вскоре одного из двух этих певцов не будет с нами…

К ночи погода испортилась, по крыше забарабанил дождь. Снова я долго не мог заснуть. Неужели нервы? Душу охватил страх. Что за летчик с растрепанными нервами? Изо всех сил старался внушить себе "Спать, спать, спать"!