Фронт за линией фронта. Партизанская война 1939–1945 гг.

Сразу скажу, что насчет количества погибших немцев эти цифры большого доверия не внушают. До конца 1944 года сухопутные войска вермахта потеряли на Восточном фронте погибшими и пропавшими без вести 65 200 офицеров. Получается, что десятая часть этих потерь приходилась на деятельность белорусских партизан, при том, что их численность была в несколько десятков раз меньше, чем численность регулярной Красной армии на фронте, они имели гораздо меньше вооружения и сравнительно редко вступали в схватки с немецкими войсками.

Столь же фантастичны цифры и по другим регионам. В Ленинградской области до марта 1944 года партизаны будто бы уничтожили 104 242 немецких солдата и офицера, вывели из строя 1050 паровозов и 18 643 железнодорожные платформы, вагоны и цистерны. На Украине партизаны якобы уничтожили 310 000 немцев, вывели из строя 4060 паровозов, 39 700 товарных вагонов, взорвали 810 танков и броневиков, 324 орудия и 108 самолетов».

За 26 месяцев партизанской войны в Крыму, по заявлениям партизан, ими было убито 18 910 вражеских офицеров и солдат Старинов особо отмечал в мемуарах: «Борьба с частями вражеской армии сводилась в основном к крушению поездов, подрыву автомашин и бронетехники минами и только при благоприятных условиях – нанесению урона противнику действиями из засад. Бои партизан с частями Вермахта в его тылу для партизан сопряжены с большими потерями, чем бои на фронте. В своем тылу враг в ходе боя может наращивать усилия, бесперебойно обеспечивая боеприпасами. У партизанских полков, которые были созданы для борьбы с частями врага в его тылу, этих условий не было. Поэтому 2 украинских и 6 ленинградских партизанских полков, вступив в боевое столкновение с оккупантами, несмотря на героизм личного состава, были разгромлены». В открытых боях, по его оценке, партизаны несли до девяти десятых потерь. В свою очередь, почти девять десятых потерь, согласно отчетам Центрального штаба партизанского движения, немцы понесли от скрытых действий партизан, т. е. от диверсий, а не в открытых боях с ними. Правда, может быть, в этой пропорции отразилось и то обстоятельство, что количество уничтоженных будто бы в результате диверсий эшелонов было особенно легко приписывать.

Другая сторона медали

Население в районах массового партизанского движения постоянно находилось между двух огней. С одной стороны, им постоянно угрожали репрессии и реквизиции со стороны немцев и созданных ими оккупационных властей, в том числе расстрел заложников за действия партизан. С другой стороны, продовольствие у него, на добровольной или принудительной основе, изымали также партизаны, которые порой карали не только старост, бургомистров и полицейских, но и население целых деревень или отдельные семьи, основательно или нет обвиненные в коллаборационизме. Далеко не всегда партизаны выступали в роли благородных защитников населения от зверств немецких оккупантов. Приток пополнения в отряды иной раз ограничивался не только нехваткой оружия, но и действиями самих партизан, иной раз не слишком хорошо обращавшимися с местными жителями. В ходе партизанской борьбы на оккупированной советской территории зверства обильно совершались с обеих сторон. В донесении «Зверства германских фашистов на оккупированной территории», поступившем в Москву в апреле 43-го, рассказывалось, в частности, как в деревне Дрилевичи Лепельского района «полицейские схватили беременную колхозницу Фенько, раздели догола и допрашивали в таком виде в присутствии целой группы полицейских, избив, бросили ее в баню, затем поставили голой, чтобы ели комары, били по очереди дубинками. В итоге она преждевременно родила ребенка, но мужа-партизана она не выдала. Перед смертью заявила: “Погибаю за честный поступок своего мужа-партизана. Он пошел и будет бороться против фашистов”».

А вот как описывает жизнь под оккупацией в своей родной деревне Мазуны белорусская партизанка Маня Сергеева в письме своему дяде Ивану Куприянову на Большую землю: «Много людей повесили на виселицах, много людей расстреляли за малейшие причины… Землю поделили полосами. Колхозов у нас нет. Этот год войны был для нас годом тюрьмы. Мы сидели и каждую минуту ждали смерти (такие же чувства испытывали очень многие жители оккупированных территорий. – Б.С.). Весна (1942 года. – Б.С.) была, наверно, самой голодной для всех. Многие люди ходили чуть живые, распухшие от голоду. Достать нигде нельзя было ни одной жменьки ничего. Немцы ничего не продавали и не продают. Сейчас жизнь в это время спокойней… Поскольку партизанщина расширена, то немцы к нам не приезжают». И далее Маня сообщила, что из их деревни 11 человек ушли в партизаны.