Фронтмен

Что до Энрике, то у него в свое оправдание всегда была смешная история про чистилище и архангела Гавриила. Он часто пересказывал друзьям этот рассказ о том, как в преисподней архангел построил всех мужчин перед вратами рая и ада. «Те, кто правил в семье, встаньте по правую руку от меня, — приказал ангел Господний, — Те же, кто был подкаблучниками, встаньте по левую руку». Все мужчины переместились налево, и только один осмелился встать у правой руки архангела. Подкаблучники с завистью смотрели на единственного настоящего мужчину, у которого получилось исполнить свое предназначение и стать главой семьи. Архангел Гавриил тоже посмотрел на него с уважением, и все же спросил:

— Ты чего здесь встал?

— Не знаю, мне жена сказала здесь стоять, вот я и стою… — последовал ответ.

Пусть говорят, что он подкаблучник. Если бы люди знали, как любит он свою Мерседес, и как она любит его, то не стали бы трепать языками.

…Это на работе Кике был главным «подай-принеси». В семье Энрике очень уважали. Ведь он был кормильцем, очень любил свою жену и десятилетнего сынишку Бачо. Кике был мастером на все руки, и когда после боливарианской революции новые власти пообещали провести в непосредственной близости от его собственноручно выстроенной хижины канализационную трубу, Энрике поклялся, что скоро его сынишка будет ходить не в выгребную яму, а в самый настоящий унитаз. Все началось именно с той злополучной клятвы маленькому Бачо…

В престижном универмаге в районе Чакао, куда Энрике вместе с сынишкой пришел навестить свою супругу Мерседес, наконец-то устроившуюся на новую работу, было многолюдно. Не смотря на неутихающие митинги оппозиции, спровоцировавшие очереди на бензоколонках и пробки на ключевых магистралях, на всех этажах, лестницах и эскалаторах толпились люди. Здесь было красиво и чисто, не то, что в гетто. Основная масса глазела на витрины больше из любопытства, нежели от желания что-то купить. Все было баснословно дорого, а для таких, как Энрике — и вовсе заоблачно. Бачо же взирал на все с разинутым ртом. Воспринимая люминесцентные вывески и наряды на манекенах словно чудо.

Мерседес взяли на испытательный срок без зарплаты в качестве оценщицы в ломбарде. Ее научили проверять золото на пробу с помощью реактивов и взвешивать лом на электронных весах. Драгоценные камни оценивал огранщик — старик по имени Рикардо, рабочее место которого находилось по соседству с молодой женщиной. В обязанности Мерседес так же входила выплата денег за мелкий лом. Плата за грамм из-за перманентной инфляции была настолько мизерной, что лом почти никто не сдавал. Как, впрочем, и камни. Цена же за ювелирные украшения превосходила все мыслимые границы. Поэтому без работы скучали и продавщицы готовых изделий, и ювелир, дремлющий на стопке жирных каталогов. Здесь рассчитывали только на залетных туристов, шастающих в семизвездочных оппозиционных самбреро на головах с керамическими фигурками Чавеса в руках, вовсе не придавая значения вопиющей политической несостыковке приобретенной сувенирной продукции. Рады были и подпольным миллионерам, которые даже в условиях инфляции и дефицита, все равно любили делать подарки своим женам и любовницам. Не ждали только безденежных и неряшливых по виду жителей гетто, которые могли оказаться здесь либо в ранге полотеров, либо из большой любви.

Мерседес застеснялась, когда увидела мужа у стеклянного входа в ювелирный бутик. Одет он был чисто, но бедно. В лице его читался испуг и угадывалось пролетарское происхождение. Она вышла из магазина и зашипела на мужа:

— Ты чего приперся?!

— Мы с Бачо пришли тебя проведать…

— Проведали и ладно. Ступайте себе гулять — хозяин вот-вот нагрянет. Скажет: не успела выйти на работу, уже родню притащила. Давайте, давайте, и не обижайся… — Мерседес поцеловала Бачо в лобик и юркнула обратно.

Энрике послушно взял Бачо за руку и зашагал к эскалатору. Вдруг сын признался, что уже давно терпит и очень хочет в туалет. Энрике быстро отыскал нужное заведение и провел мальчугана в кабинку. Он ждал Бачо у двери, но сын все не выходил. И тогда Энрике постучался. Дверь была не заперта. Бачо стоял одетый и плакал. Отец спросил:

— В чем дело?

Бачо ответил:

— Здесь так красиво. Я боюсь это испачкать.

Папа расстегнул штаны сынишки и посадил на белоснежный унитаз со словами:

— Давай, мой милый, а то мочевой пузырь лопнет. Я клянусь тебе — у нас дома обязательно будет такой же унитаз.

Бачо, счастливый от все же состоявшегося облегчения и папиного обещания, недоверчиво прищурил глаза.

— Что, ты мне не веришь? — Энрике потрепал сына за щеку, — Ладно, тогда я тебя напугаю. Произнеся свою потешную угрозу, Энрике, спустил воду, и Бачо действительно испугался, но только на секунду. Испуг сменился удивлением, породившем мечту. Когда-нибудь у них дома будет такой же аппарат с водопадом. Так сказал папа.