Фронтмен

Корсо не имел желания философствовать. Ребята погибли. Он ненавидел все вокруг, не в силах ничего изменить. Перевернувшись на спину, он открыл прицельный огонь по вертолету. Там находился проклятый снайпер — на данную секунду основной объект его ненависти.

Он понял, что попал, когда с неба свалился толстый парень с винтовкой. Корсо оценил обстановку. Было очевидно, что в живых он остался один. Перегородившие дорогу черные джипы сорвались с места и устремились прочь. Видимо, их отход был связан с завершением операции. Цель была достигнута. На мосту через Ориноко их больше ничего не держало.

Корсо безрезультатно выстрелил вслед уносящимся джипам и вновь сосредоточился на вертолете. Есть. Винтокрылую машину занесло на правый крен. Она начала снижаться. Корсо не сомневался, что ранил пилота.

Истекающий кровью колумбийский наемник сумел посадить вертолет на мосту. Корсо выбросил его из кабины и сел за штурвал. Он до предела потянул его на себя и поднялся ввысь в надежде обнаружить убийц. Он летел миль двадцать. Гигантские кроны тропического леса не оставляли ни малейшего шанса на обзор. В этих дебрях можно было без труда спрятаться от самого современного спутника-шпиона, напичканного высокоточными и всепроникающими дивайсами. Через час Корсо смирился с мыслью, что его преследование неэффективно.

Ему стало невыносимо грустно. Оттого, что в любых сводках всегда одинаково называют потерями, и что на самом деле является разными человеческими жизнями. Уникальными, неповторимыми, бесценными. Ему было неприятно от того, что враг, приняв его за изменника, проявил несвойственное негодяям великодушие в отношении прикормленных предателей. У наемников был четкий приказ оставить его в живых. Слегка поразмыслив, он легко нашел этому объяснение. Они еще не определили его в отработанный материал. Дон Кальдерон и его американская партнерша наверняка считают, что из манго выдавлены еще не все соки… Недаром леди обмолвилась в разговоре о его приближенности к главе государства.

Однако примитивная мотивация врага не успокоила офицера Корсо. Его не радовало даже наивное поведение колумбийцев. Их действия после обстрела колонны явно свидетельствовали о том, что хитрость сработала и противник введен в заблуждение. Но цена. Удручала цена, которую пришлось заплатить за то, чтобы обвести дона Кальдерона и цэрэушницу вокруг пальца. Плата казалась слишком высокой.

Душу рвало на части, подобно раскромсанному автобусу. Душа влекла на юг, к Канайме, куда он должен был доставить белорусских нефтяников. Теперь за него это сделает кто-то другой. Более надежный… Тот, у кого не будет обязательств ни перед кем, кроме родины.

В этот раз вертолет зафрахтовали для частной экскурсии. Билет до Адской горы был оплачен кровью национальных гвардейцев. Парни остались там, на мосту, приняв лучшую из возможных для воинов смерть. Он не заслужил такую честь, так как в погоне за карьерой и достатком иногда закладывал в ломбард свою доблесть. Он летел в Канайму выкупать роковой залог…

* * *

Мерседес не спрашивала у Бачо, каково ему вдали от друзей. И мальчик не осмеливался признаться маме, что скучает по своему двору. Вернее, по маленьким лазейкам в трущобах, где он с друзьями самозабвенно играл в прятки. А еще ему не доставало бородатого художника, который не выходил из образа достопочтенного идальго даже, когда складывал кисти в баночку и отправлялся за угол к выгребной яме — ведь у них в доме не было туалета.

По возвращении наставник обязательно мыл руки, лишний раз подчеркивая, что к холсту надо приступать с неоскверненными помыслами и чистыми руками. Занятия живописью тогда не очень нравились мальчишке. Но теперь, когда папы не было рядом, его тянуло к холсту. Прикасаясь к нему, он дотрагивался до мечты. Мечты о том, что его папа жив. Мешая краски, он аккуратно наносил их на загрунтованную поверхность. Когда-нибудь у него получится нарисовать своего папу. И тогда может произойти чудо — папа сойдет с картины и снова поведет его в район Чакао, туда, где работает мама. А она не станет их выпроваживать. Они обязательно возьмутся за руки и погуляют вместе по шикарному магазину, поглазеют на блестящие витрины и что-нибудь купят. Но это произойдет только тогда, когда портрет будет неотличим от оригинала.

Пока получалось плохо. Он злился на свою лень, жалея о прежней невнимательности и непослушании. А когда краски закончились, он стал ходить кругами вокруг своей мамы, но так и не отважился спросить, когда они вернутся домой. Хотя бы для того, чтобы раздобыть несколько тюбиков с масляными красками, на худой конец, с акварелью. Маме было не до него. Она обстирывала туристов и готовила им еду. Она зарабатывала на хлеб, и ей нельзя было мешать. Ему было жалко свою маму. Она ведь тоже скучала. И не меньше, чем он.