Фронтовая юность

Переправа через реку оказалась на редкость тяжелой и опасной. Лед, прогибаясь, трещал, особенно под тяжестью «сорокапяток». Под одним из орудий он не выдержал. Пушку каким-то чудом удалось спасти. Но хлынувшая вода заливала лед. Комбат был встревожен: река могла вскрыться и тогда подразделение на какое-то время окажется отрезанным от полка.

Мы уже были на западном берегу Лучессы, когда в батальон прибыл старший лейтенант Селезнев. Он передал приказание командира полка вернуться на исходный рубеж.

— Что, снова на восточный берег?! — переспросил Кряжев.

Выяснилось, что за последний час-два противник перегруппировал силы, успел подтянуть танки и самоходные установки, о чем стало известно штабу дивизии. Командир дивизии тут же связался по телефону с командиром полка, распорядился приостановить движение первого батальона. Но пока приказ дошел до батальона, было уже поздно. Быстрое течение реки, вырвавшись из промоин, рушило и крошило лед, порвало только что протянутые провода телефонной связи. Теперь об отходе нечего было и думать.

Плацдарм любой ценой надо удержать. Кряжев достал из планшета блокнот. Написав несколько фраз и вырвав листок, передал его ординарцу Василию Баркову:

— Срочно к командиру полка!

Сержант снял шинель, чтобы было легче плыть.

— Где ракетница? — спросил его комбат.

— У меня.

— Оставь ее.

Барков поспешно достал из кармана шинели ракетницу, но поскользнулся и, падая, нечаянно нажал на спусковой крючок. Темноту ночи прорезала яркая вспышка ослепительного света. Василий стоял ни жив ни мертв: его оплошность могла привести к тяжелым последствиям, во всяком случае, о внезапности действий батальона теперь не могло быть и речи. Но, как говорят, нет худа без добра. Пока ракета висела в воздухе, Селезнев вскарабкался на гребень берега. В мерцающем свете он увидел метрах в пятидесяти — семидесяти цепь гитлеровцев. Полусогнувшись, с автоматами наготове, фашисты шли в атаку. Селезнев кубарем скатился к ногам Кряжева:

— Фашисты атакуют!

Кряжев выхватил из рук все еще бывшего в оцепенении Баркова ракетницу, зарядил ее и поспешно выстрелил. Гитлеровцы заметались. В морозном воздухе резко пронеслась команда: «Шнеллер! Форвертс!» — и цепь устремилась вперед. С нашей стороны раздались одиночные выстрелы, справа затарахтел пулемет.

— Чего стоишь? На тот берег — в штаб! — крикнул Кряжев Баркову. Сержант с разбегу бросился в ледяную воду и, борясь с течением и льдинами, поплыл. Переправившись на противоположный берег, он сбросил набухшие валенки, обвязал ноги влажными портянками и побежал в штаб.

Комбат распоряжался спокойно и деловито, его приказания немедленно передавались по цепи. Батальон быстро ответил залпами из винтовок и пулеметными очередями.

…В течение всего вечера, начиная с марша, комсорг батальона Ющенко появлялся то в одном, то в другом месте, действуя плечом к плечу с бойцами. Вместе с ними он перетаскивал пушки через реку, поднимал их на скользкий, обледеневший берег, долбил ломом мерзлую землю.

За несколько часов, прошедших с начала форсирования реки, Ющенко успел побывать во всех ротах, повидался со многими активистами. Где шуткой, где острым словом, а главное — своей неутомимостью и задором комсомольский вожак зажигал сердца молодых воинов, вдохновлял тех, кому было трудно. Главное, что требуется от комсомольского руководителя в бою, — это его личный пример, умение найти себя в сложной боевой обстановке, направить усилия молодежи на выполнение приказа командира.

Бойцам, сержантам и офицерам, ведущим бой, некогда думать, кто ты, комсомольский работник — помощник начальника политотдела, полковой или батальонный комсорг. Если они видят, что ты только наблюдаешь за их действиями, можешь заслужить презрительную усмешку. Если же ты делаешь одно общее с бойцами дело, иногда кто-нибудь из них скажет: «Огонь парень». И эти два слова западают в сердце на всю жизнь, как самая высокая награда.

Василий Ющенко нашел свое место в бою. Вот и теперь, когда гитлеровцы атаковали батальон, он лежал в общей цели и вел огонь по врагу. Нервы у всех были напряжены до предела. А гитлеровцы все ближе и ближе. Василий во всю силу легких закричал «ура».

— Зачем это? — недоумевающе спросил Кряжев.

Но Ющенко, обычно вежливый и исполнительный, на этот раз даже не оглянулся в сторону комбата. Его боевой клич подхватили бойцы, и, не трогаясь с места, они стреляли и кричали, кричали и стреляли. Теперь и командир кричал «ура», по достоинству оценив действия комсорга.

— Молодец-то какой! — проговорил парторг полка Згоржельский, стрелявший из автомата неподалеку от меня. — Когда кричишь и слышишь голоса друзей, не так страшно.

Совсем рядом с нами разорвался снаряд. Парторг вскрикнул и закрыл руками лицо. Подбежав к нему, я увидел, как сквозь пальцы сочилась кровь.

— Глаза… Ничего не вижу.