Фронтовая юность

Плот, на котором они доставили пищу, оригинальной конструкции: термосы наполовину располагались в воде. Это для того, чтобы сохранить пищу от попадания осколков и пуль. На этот раз, однако, сооружение пошло ко дну от разорвавшегося рядом снаряда. Капитан Григорьев, чьими усилиями был создан плот, оказался раненным в ногу. Выплыть ему помог Софроныч. Термосы затонули, но один из них, зацепившийся за корягу, удалось извлечь на берег. В траншее запахло рыбным супом. Проголодавшиеся бойцы готовили котелки. Но поужинать не удалось. Противник обрушил на наши позиции артиллерийский огонь.

Вся Россия с нами

Без громких слов и просветленных слез,

В своих переживаньях неречисты,

Платить свой первый и свой кровный взнос

Уходят молодые коммунисты.

С. Наровчатов

Заснеженное поле на восточном берегу Лучессы пересекала рваная грязная полоса, перепаханная немецкими снарядами. Противник бил по этой местности непрерывно, методично, пытаясь отсечь наш плацдарм от второго эшелона и тыла полка. С флангов, со стороны немецких траншей, то и дело раздавались пулеметные очереди, вражеские снайперы подстерегали здесь наших людей днем и ночью.

Но оборона плацдарма с каждым днем становилась все прочнее и прочнее. Совершенствовалось взаимодействие с артиллеристами, минометчиками, находившимися на огневых позициях в полутора-двух километрах за рекой.

Перед траншеями подразделений саперы установили мины. Сообщение с противоположным берегом по-прежнему осуществлялось только ночью. На утлых плотах переправляли сюда боеприпасы и продукты, а обратно — раненых.

Противник продолжал упорные танковые атаки, но все они не достигали цели. В поединках с танками наши бойцы стали действовать хладнокровнее, били не куда попало, а расчетливо, наверняка.

Все ждали приказа о возобновлении наступления. В эти трудные дни лучшим свидетельством высоких боевых и моральных качеств бойцов и командиров было их стремление связать свою судьбу с партией. В нашем полку с мая 1942 года по январь 1944 года было принято в кандидаты и члены партии 958 бойцов и командиров, а в дивизии — 2909 человек[5].

Принимались достойные из достойных, в бою доказавшие свою преданность партии. Для рассмотрения заявлений почти еженедельно проводилось заседание партбюро полка. В его работе нередко принимал участие секретарь партийной комиссии при политотделе дивизии майор Александр Власович Иванов.

Большинство вступавших в партию — комсомольцы. Их заявления с просьбами дать рекомендации мы рассматривали оперативно.

Каждый из вступавших с волнением ожидал того момента, когда ему скажут, что он принят в ленинскую партию. Это в равной мере относилось как к рядовым бойцам, так и к офицерам.

Как-то мы сидели с Згоржельским на берегу реки под навесом из нескольких плащ-палаток и при тусклом свете коптилки, сделанной из гильзы петеэровского патрона, просматривали поступившие заявления. Около навеса появился лейтенант Чугунов. В полку он имел репутацию безгранично храброго разведчика. На этот раз Александр был неузнаваем. Робко откашлялся, чтобы обратить на себя внимание, а войдя под навес, извинился за беспокойство, потом зачем-то снял шапку.

— Важное дело, Петр Кузьмич. Видите ли, в разведку скоро идем…

— Понимаю. Давно ждал твоего прихода, Александр, — пожимая ему руку, сказал Згоржельский.

— Да ведь и я давно хотел вступить в партию, но все не решался. А сегодня, как только получил приказ идти в разведку… Чувствую, задание очень трудное. В общем, если не вернусь, прошу считать меня коммунистом.

— Вернуться вы обязательно должны. И не только вернуться, а и задание выполнить как полагается.

— Вот за это спасибо. А насчет моей биографии не сомневайтесь. Родился в двадцать первом, учился в школе, затем в Ташкентском пехотном училище. В полку разведчиком стал. Ну, а как воюю — вам виднее.

— Неплохо воюешь, Александр Николаевич, — отозвался подошедший к нам член партбюро заместитель командира полка по строевой части майор Максим Григорьевич Пташкин. — За тебя каждый может поручиться.

Окрыленный словами Пташкина и парторга Згоржельского, Чугунов поспешил в свое подразделение. Я тоже пошел к разведчикам — надо было перед выходом в тыл врага с ними побеседовать, принять на временное хранение их комсомольские билеты.

* * *

В траншее первой роты случайно встретился со снайпером Степаном Рудем. Здороваясь, он бережно снял с правой руки новую шерстяную перчатку.

— Как, уже готовы? — удивился я.

— Готовы. Вчера обновил — на левом фланге одного гитлеровца срезал, — с радостью сообщил Степан.

Речь шла о перчатках, появившихся у него не совсем обычным образом.