Фронтовая юность

В билете отважного ординарца командира первого батальона Василия Баркова появилась такая запись: «В Берлин хочу войти коммунистом. Заверяю, что буду достойным ВКП(б)».

…Было еще темно, когда в траншеях появились Петр Викторович Додогорский и Павел Иванович Соловьев. Позади них с высоко поднятым, развевающимся на ветру Знаменем полка шли старшина Купташкин и его ассистенты. Бойцы, находясь на огневых позициях, отдавали честь Знамени, овеянному славой и подвигами однополчан.

И вот наступил долгожданный час. Урчащие залпы «катюш» возвестили о начале артподготовки, гигантский огненный смерч обрушился на врага. Грохот усиливался. Скоро не слышно стало голоса соседа. Только по восторженным лицам можно было судить о настроении воинов. Когда артиллерийская обработка переднего края противника подходила к концу, Василий Ющенко написал несколько записок и передал их в роты.

«Товарищи! До атаки осталось несколько минут. Смотрите: по приказу командира я, Аниканов и Башкатов идем направляющими. Поднимаемся по сигналу первыми. Не отставайте от нас. Нужно преследовать противника по пятам. Боевые друзья! Чем больше уничтожим фашистов, тем ближе наша победа. Победа близка, мы ее скоро увидим. Будьте готовы!

Ющенко. 16.4.45 г.»

Артиллерия перенесла огонь в глубину вражеской обороны. Вспыхнули прожекторы, освещая нам путь, ослепляя неприятеля. Теперь стало ясно, о каком «салюте» говорили девушки-прожектористки.

Пехота и танки пошли в атаку. Появились первые пленные. Оглушенные, ослепленные, они не понимали толком, что произошло, и лишь бессмысленно повторяли одно и то же: «Майн готт! Майн готт!»

Отступающий враг цеплялся за каждый рубеж. Штыком, автоматным огнем, гранатами завоевывали наши воины почти каждый метр пути по вспаханной снарядами земле. Теперь можно было сказать: час возмездия наступил!

На щитах орудий, на снарядах, на ящиках с патронами — всюду появлялись лозунги, призывающие к решительному наступлению. Так делали не только мы. На пролетающих над нами самолетах бойцы читали: «Смелее, ребята! Мы с вами!», «Берлин уже видно!».

Ранним утром мы ворвались в один из населенных пунктов. Автоматчики, перебегая от дома к дому, «выкорчевывали» оставшихся гитлеровцев. В подвале большого каменного дома оказалось много стариков, женщин и детей. Прижимаясь друг к другу, они испуганно смотрели на советских солдат. Оснований для опасений у них было больше чем достаточно — у наших парней, в чьих сердцах клокотали ярость и жгучая ненависть к фашистам, пальцы лежали на спусковых крючках. Среди автоматчиков находились Федор Аниканов и с десяток других бойцов, у которых родственники были либо уничтожены, либо угнаны фашистами в рабство. Но в подвале не раздалось ни одного выстрела. Наши парни не пролили ни одной капли крови мирных немецких людей.

Как смогли, они объяснили, что немцы могут выйти на улицу, разойтись по своим квартирам. Постепенно испуг населения сменился любопытством, наконец изумлением. И было от чего! Фашистская пропаганда много лет дурманила немцам головы, изображая большевиков исчадием ада, а перед ними предстали гуманные, сдержанные советские солдаты.

…По бетонированной дороге идут на восток французы, итальянцы, болгары, югославы, русские, украинцы. Над каждой группой — национальные флаги или просто красный клочок материи. Вызволенные из неволи люди крепко пожимали руки советским воинам, целовали, многие плакали от радости. На всех языках и наречиях они славили победителей.

По обочинам медленно тянулись груженные домашним скарбом повозки местных жителей. На повозках — белые флаги. Шли в тыл и колонны пленных, конвоируемые двумя-тремя автоматчиками. Многие пленные немцы, еще недавно мечтавшие о покорении всего мира, стыдливо прятали глаза от взоров своих соотечественников.

Короткий привал. Софроныч раздавал солдатам пищу. Рядом с ним на фанерном листе, прибитом к дереву, красовался плакат, на котором было написано: «До Берлина — 20 километров». Бойцы переобувались, наскоро ели, курили.

Неподалеку остановился фургон с поломанным колесом. Старик немец сошел с этой колымаги и опустился на землю, обхватил руками седую голову. За его спину спряталась белокурая девочка.

Вокруг фургона собралась группа бойцов. Осматривая сломанное колесо, они перебрасывались репликами.

— Да, на таком транспорте далеко не уедешь.

— И поделом!

— Старик ведь. Поди, плачет.

— Жалостливый какой нашелся. Попался бы в их лапы твой отец…

К старику стали подходить женщины-немки. Капитан Чугунов (это звание он получил незадолго до наступления), о бращаясь к ним, спросил на немецком:

— Издалека?

Одна из них ответила:

— Сто километров отсюда.

— Почему убежали?

— Нам говорили, что русские всех расстреляют, сошлют в Сибирь.

Когда Чугунов перевел этот ответ, кто-то из бойцов крикнул:

— Нужны вы там!

— Война проиграна, все пошло прахом, — сокрушался старик. — Скажите, что теперь с нами будет?