В бытность слушателем академии мне выпала большая честь проходить специализацию в хирургической клинике, руководимой С. П. Федоровым. Это был знаменитый хирург и блестящий клиницист. Такое счастливое сочетание встречается не так часто. С. П. Федорову принадлежит заслуга в разработке хирургии желчевыводящих путей и урологии. На него, как «короля почек», была возложена задача оперировать С. Орджоникидзе, страдавшего туберкулезом почки. Для этой цели С. П. Федоров со своими ближайшими помощниками по кафедре и своим хирургическим инструментарием приехал из Ленинграда в Москву. Однако и у него в клинике иногда происходили ошибки в диагностике и лечении больных. Приведу два случая. Первый произошел с молодой женщиной. На амбулаторном приеме заместитель начальника кафедры профессор В. И. Добротворский поставил ей диагноз: «хронический аппендицит». С ним она и поступила в клинику. Мне было поручено вести эту больную. После необходимой подготовки я приступил к операции, но, не найдя червеобразного отростка, по приказанию профессора В. И. Добротворского поменялся местами со своим ассистентом, опытным хирургом. Больной был дан общий наркоз, и мой бывший ассистент продолжал операцию, но отростка тоже не нашел, несмотря на произведенное им расширение операционной раны. Операцию был вынужден продолжить сам В. И. Добротворский. Он установил, что у больной не было ни червеобразного отростка, ни нормальной слепой кишки. Установив, что у нее аномалия развития, он приказал нам зашить брюшную полость. Больную через 8–10 дней выписали. Этот случай настолько выбил меня из колеи, что я начал сомневаться в том, смогу ли вообще быть хирургом.
Второй случай был связан с одним из преподавателей кафедры акушерства и гинекологии академии. Больной третий раз находился в больнице с язвой желудка. Лечили его консервативно. Однажды воскресным вечером, работая в больнице имени К. Маркса вместе с Н. Н. Еланским, непосредственно отвечавшим за мою подготовку, я получил вызов из «гнойного» хирургического отделения и вместе с руководителем пошел в клинику. По дороге Еланский рассказал мне о больном. У него был нитевидный пульс вследствие обильного кровотечения. Н. Н. Еланский вызвал донора, взял у него кровь, перелил пациенту и приступил к операции. Еще один хирург и я ему ассистировали. Н. Н. Еланский вскрыл больному под местной анестезией брюшную полость и, сделав регионарную анестезию солнечного сплетения, удалил три четверти желудка. Но язвы в этой его части не оказалось. После этого он приступил к соединению остатка желудка с пищеводом. Во время наложения швов второму ассистенту показалось, что при проколе иглой кардиальной части желудка перед его глазами мелькнула темная точка. Н. Н. Еланский убрал наложенные швы, вывернул оставшуюся часть желудка и обнаружил у самого выхода пищевода язву размером с гривенник с зияющим посередине кровеносным сосудом.
После этого случая закончилась моя карьера будущего хирурга. Я пришел к убеждению, что это не моя профессия. Однако в душе у меня навсегда осталось чувство глубокого уважения к клинической медицине, к клиническому мышлению врача…
Но теперь перед моим воображением стояли не два сложных случая, а события на реке Халхин-Гол с сотнями случаев, да еще в таком разделе клинической медицины, каким является патология боевой огнестрельной травмы, ожогов, контузий и их комбинаций, с чем большинству врачей никогда не приходилось иметь дела. В то же время было ясно, что успех лечения, сведение к минимуму инвалидности и смертельных исходов среди раненых будут прежде всего зависеть от количества хорошо подготовленных и эрудированных хирургов, от их правильной расстановки и сработанности личного состава госпиталей.