Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою

Чтобы я не потерял водительских навыков, я получал задания на поездки в окрестностях Лауфена. В Штут­гарте я едва не потерял колесо из-за того, что не были затянуты гайки крепления. В Хайльбронне я на «Штёвер-Грайфе» со старшиной на борту из-за гололеда врезал­ся в стену парка. Когда я приехал на стоянку, старшина и жестянщик впали в бешенство: «За руль больше не ся­дете никогда!» Я был по-настоящему потрясен случив­шимся и тем, что мне запретили ездить. Но где же мне набраться опыта в зимнем вождении?

Рождество 1939 года мы отпраздновали в Лауфене. Это было мое первое Рождество в войсках. Мы собра­лись вечером в празднично украшенном школьном ак­товом зале, на сцене которого стояла великолепно украшенная елка с голубыми свечами.

Наш батальонный адъютант вел праздник. Он рас­сказал нам об этом празднике света, заключающемся в том, что с этого дня солнце вновь приобретает силу, преодолевает зимний холод и способствует возникно­вению новой жизни на земле, и о празднике солнцево­рота наших далеких предков. В конце своей краткой речи он высказал надежду на то, что будущее Рождество мы тоже сможем встретить все вместе.

Мне, самому молодому, было поручено зажигать свечи, в то время как самый старший из нас каждому огню давал посвящение и смысл.

После торжественной части мы подошли к столу, ко­торого еще не видывали при нашей спартанской сол­датской жизни. Мы в складчину купили на ферме одного из наших резервистов увесистую свинью, которая те­перь в форме венских шницелей и жаркого дополняла рождественский войсковой паек. Лауфенские хозяйки празднично застелили стол простынями и украсили еловыми ветками. Община города припасла для нас бо­чонок вина, позаботившись, таким образом, о нашем праздничном настроении.

Когда праздник достиг кульминации, я ушел и поси­дел еще немного в квартире с хозяйкой у маленькой елки. Она рассказывала мне истории своей далекой молодости, а я показывал фотографии своей родины. Это было приятное, почти семейное завершение со­чельника.

29 января 1940 года я отпраздновал свой 17-й день рождения с матушкой Штольп. А на следующий день нас уже можно было найти на полигоне Мюнзинген в «шваб­ской Сибири».

Позади осталось сердечное гостеприимство и хоро­шенькие девушки, к которым мы, бывало, бегали в са­моволки. Позади остался утренний горячий кофе к за­втраку под войлочным колпаком, чтобы не остыл, и ве­ликолепное фруктовое желе. В нашем пути в неизвестное нас сопровождали самые наилучшие пожелания муж­чин, женщин и девушек. Матушку Штольп повидать мне больше не удалось. Еще долго в дальних странах я по­лучал от нее открытки и посылки, прежде чем она не упокоилась на Лауфенском кладбище.

Десять человек из нашей части взяли себе в жены швабских девушек, но пережить войну довелось лишь одному.

Полигон Мюнзинген был настоящим военным лаге­рем, который сразу выбил из головы мирный Лауфен. Лауфен с его частными квартирами в глазах нашего на­чальства был совсем неподходящим местом для жизни настоящего солдата. Из-за такого размещения после обычного служебного времени трудно было поставить в строй людей в сером. А нам именно поэтому нравилось жить в городе на постое.

В лагере меня откомандировали в никем не любимый дивизион связи. Это была плата за мои шоферские при­ключения. Перевод меня совсем не обрадовал. Как вскоре оказалось, в качестве радиста я мог работать лишь условно. «Магические 70 групп» на прием и пере­дачу я превзойти так и не смог. Поэтому я остался сиг­нальщиком и радиотелефонистом. Однажды я исполь­зовал возможность и записался в расчет противотанко­вой пушки, для которого искали добровольца. Расчеты легкой противотанковой пушки отличались крепкой дружбой и гордостью за свое оружие. Но побег мне не удался, так как я из-за крепкого телосложения оказался незаменимым для прокладки тяжелого двухтысячеме-трового полевого кабеля на катушке через ручьи и овра­ги. Втайне я готовился к новым возможностям, чтобы бежать из телефонистов. Там тоже были хорошие ребя­та, но о телефоне в качестве оружия я не мечтал.

Подготовка в Мюнзингене завершилась дивизион­ными учениями с боевой стрельбой. За ними наблюда­ло огромное количество генералов вермахта. Наша ар­тиллерия устроила настоящее чудо. На бетонные бунке­ры обрушился огненный град. Тяжелые пулеметы стреляли поверх голов наступающей пехоты. Мы бежа­ли под трассами пуль с катушками и прокладывали те­лефонную связь между командным пунктом батальона и командно-наблюдательными пунктами рот. Саперы прыгали в поисках укрытия по воронкам, подбирались к проволочным заграждениям и дотам, закладывали под них подрывные заряды. Пехота, как ее и учили, врыва­лась «в дым от разрывов собственных ручных гранат». Краснолампасный генералитет сухопутных войск выра­зил свое полное удовлетворение увиденным. Наша ди­визия была готова к бою. А у нас был первый тяжело ра­ненный снарядным осколком.