Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою

Вера в существование недочеловеков получила свое подтверждение, а для сомневавшихся в нашей войне было представлено оправдание. Режим преступников должен быть уничтожен до того, пока они окажутся в со­стоянии уничтожить всю Европу. Мы, представители света, боремся с тьмой.

Мы отправились дальше на север, оставляя за собой след из редких могил, украшенных березовыми креста­ми. В спокойные минуты мы пытались их сосчитать, тех, кто уже ушел от нас, погибший или раненый. Прекраща­ли, а потом считали снова. Таких уже набиралось много. Наш опыт ведения боя в лесу рос вместе с тем, как уменьшалась численность нашей роты. Пополнения в солдатах не поступало.

Однажды утром один из наших взводов на просеке застал врасплох отдыхающую роту противника. Вместо того чтобы использовать преимущество и с ходу атако­вать роту, командир взвода решил предложить русским сдаться, чтобы избежать кровопролития. Это требова­ние, переданное через нашего переводчика-фолькс-дойче, было принято, и нам ответили, что всем уже на­доела эта проклятая война. Красноармейцы сложили оружие. Когда наш взвод вышел из леса и начал прибли­жаться к численно превосходящему противнику, они по команде снова схватились за оружие. Но едва они смог­ли его применить, как по стоящему плотным строем подразделению с руки ударил наш пулемет. Русские снова побросали оружие, и огонь был сразу прекращен. Один из советских солдат на отличном немецком закри­чал:

— Больше не стреляйте! Не стреляйте!

Это был чистокровный немец из Сибири, он назвал­ся Йозефом Ваалем. Такой же молодой, как и мы, он был призван в армию и отправлен на этот участок фронта. Перед тем как мы его взяли с собой, он обра­тился к своим прежним товарищам, чтобы те позаботи­лись о раненых. На носилках, которые они быстро сма­стерили из веток, раненых, после оказания им первой помощи, отнесли клееной дороге, чтобы потом отпра­вить в лазарет для военнопленных. Вааля отправили в штаб дивизии. Потом с его согласия он был переодет в немецкую форму и прикомандирован к нашей части. Знания иностранного языка сделали его чрезвычайно ценным.

Позднее болотистый лес остался позади. Покрытие дороги стало твердым и она (о, чудо!) перешла в широ­кое шоссе с асфальтированным покрытием. По нему мы смогли действительно ехать, а не тащиться. Дивизия помчалась с ветерком! Слева рассеялся туман и от­крылся вид на город, а за ним чудесно сверкало сине­вой под синим небом море. До самого горизонта ника­кой земли — только чудесное синее море!

Если бы мы могли остаться здесь! Хотя бы на пару дней или хотя бы на пару часов. Но колонна нашей диви­зии мчалась дальше, не останавливаясь и не глядя на красоты природы. Впервые никакого болота и непрохо­димого леса, никаких комаров на этом высоком откры­том пространстве, засеянном пшеницей и льном.

Шоссе кончилось. Опять пошла проселочная дорога с болотом, лесом и комарами, мечта кончилась, и война снова приняла нас в свои объятия.

14 июля мы доехали до Порхова. Кажется, противник отступил. В то время боев не было.

На открытом поле погиб наш славный 2-й полк. Он понес большие потери, его было решено расформиро­вать, а остатки повзводно были переданы другим пол­кам. Это было само собой разумеющееся и совершенно будничное дело. Но вместе с тем многим товарищам, долгое время служившим вместе, пришлось прощаться друг с другом. Не было никаких театральных сцен, про­сто кто-то цедил сквозь зубы: «Дерьмо!», провожая взглядом уходящих товарищей, и это показывало, что происходит в наших душах. Большая семья разлуча­лась.

С Буви, Миком и Бфиффом я перешел в 12-ю роту 3-го пехотного полка, в его 3-й батальон, то есть снова в минометно-пулеметную роту. Мой «Адлер» остался при мне, мотоциклы — при своих прежних наездниках.

При расформировании ко мне в машину попала кар­та, из которой я, к своему разочарованию, узнал, что та синяя сверкающая водная гладь, которую мы проезжа­ли, была не море, а Псковское озеро.

Мы оказались севернее реки Шелонь, впадающей в озеро Ильмень. В последующие ночи начались тяжелые бои в труднопроходимых лесах. Из-за переформирова­ния слаженность подразделений нарушилась, их бое­способность заметно снизилась. Офицеры и младшие командиры не знали способностей и умений своих но­вых подчиненных, и даже не всех знали по фамилиям, что приводило к дополнительным трудностям.

В ночном бою наш батальон понес тяжелые потери. Обе стороны вели борьбу с немыслимым ожесточени­ем, пока не рассвело и не оказалось, что один батальон воюет против другого.

1 августа мы взяли Уторгош, неприметное местечко, но важный узел шоссейных и железных дорог, ведущих на Ленинград. За Уторгошью мы вышли на лесистую местность и вынуждены были сразу же окапываться, чтобы получить хоть какое-нибудь укрытие от штурмо­виков. Полевая кухня укрылась в овраге и выдавала еду на «позиции».