Дальше разговаривать на эту тему Станчиц отказался. Да и вообще про его отношения с Богом мы больше ничего не узнали. Когда все это дошло до замполита, он сильно заволновался, вызвал меня и начал расспрашивать, как ведут себя новые солдаты и не пытаются ли они обратить товарищей в свою веру. Нет, оба они о Боге никогда не говорили и никакой агитации не вели. А что касается своих служебных обязанностей, то здесь никаких претензий к ним не было.
Как-то раз батарея была выставлена на прямую наводку в месте возможного появления немецких «Тигров». Орудия расставили и замаскировали в роще у подножия холма. Перед огневой позицией было большое поле, а на его противоположной стороне, примерно в километре, виднелся хутор, от которого мимо нас проходила грунтовая дорога.
Как всегда бывает, когда чего-то ждешь, «Тигры» появились неожиданно. Первым их увидел дневальный, истошным голосом завопивший:
– Танки!
И действительно, недалеко от хутора по дороге двигались три «Тигра». Из землянки выскочил заспанный командир второго взвода и, не разобравшись в ситуации, дал команду:
– Огонь!
Однако стрелять было нельзя, так как танки находились за пределами даль ности прямого выстрела, то есть когда наибольшая высота траектории снаряда превышала высоту цели. При стрельбе по танкам на ровном месте дальность прямого выстрела нашей гаубицы составляла не более 800 метров. Я уже имел опыт стрельбы прямой наводкой и сразу же закричал, чтобы танки подпустили ближе. Но командир четвертого орудия то ли не услышал, то ли не понял и выстрелил. Тан кисты заметили батарею, развернулись и, двигаясь зигзагами, открыли беглый огонь в нашу сторону. Боевые расчеты дрогнули и бросились в укрытия. Не выдержали нервы.
Возле первого орудия остались лишь трое: наводчик Гарош, Станчиц и я. Когда до ближайшего танка оставалось метров семьсот, мы выстрелили. И сразу же прогремел выстрел четвертого орудия. Кто из нас стрелял точнее, неизвестно. Но из одного танка повалил черный дым. Мы выстрелили еще по разу и увидели, как два других «Тигра» развернулись, на несколько секунд остановились, а потом быстро покатили в сторону хутора и скрылись в лесу. Позже мы подошли к подбитой машине и поняли, что ее экипаж успел перебраться в отступившие танки.
После этого короткого боя я не стал укорять убежавших солдат, а только при всех спросил Антона, почему он не убежал с другими. Солдат удивленно посмотрел на меня и спокойно ответил:
– Так вы же не велели.
В этом он был весь. Безоговорочное выполнение приказа и такая же безоговорочная вера в Бога – не библейского, а своего собственного, которого он постоянно носил где-то в себе.
Станчиц никого не учил и никому не навязывал своего мнения. В то же время он часто удивлял нас своей прямотой. И однажды мы стали свидетелями такого случая. В штаб дивизиона пришел белорусский крестьянин и пожаловался, что у него украли поросенка. Это было неприятное сообщение, грозившее серьезным наказанием виновного. О чем и как говорили в штабе, нам никто не рассказывал, но мы точно знали, что ординарец командира второго взвода вечером куда-то уходил, а утром возле землянки лейтенанта пахло жареным. И на другой день Станчиц, прямо глядя на командира, упрекал его в том, что он распустил своего ординарца, который ему вообще не положен. Говорить это Малахову, пользующемуся на батарее дурной славой, мог только очень честный и мужественный человек. И Малахов промолчал.
Демобилизовали Антона в феврале 1946 года, и я еще несколько лет с ним переписывался. В одном из писем он писал: «Давай дружить как на фронте приезжай к нам будем вместе шпикулировать бо ясным трудом счас тяжко прожитомите…»
«Шпикулировать», хотя это и не ясный труд, в его понимании не было большим грехом и Богом не возбранялось.
К концу лета наша часть вышла к границе Белоруссии с Польшей, и нам очень хотелось по мосту пешком перейти Буг и сделать хоть несколько шагов за границей. Мы даже попросили об этом командира дивизиона. Но нам было отказано.
В штабе дивизии готовили план наступления на Варшаву, до которой оставалось всего несколько сот километров.
По восточной Европе
В Польше
После вступления в Польшу наш полк почти два месяца с боями двигался на Запад и наконец вплотную подошел к Висле. За это время мы участвовали в освобождении многих крупных городов, включая Варшаву, а потом захватили города Бромберг и Шнайдемюль, прошли через всю Померанию, штурмом овладели городом Альтдамм и вышли на Одер.
Никто из огневиков нашего дивизиона никогда не был за границей, и для нас все было интересным: дороги, города, сельские населенные пункты, различные религиозные постройки и конечно же люди, их жизнь и отношение к нам. Чаще всего местное население встречало нас хотя и настороженно, но без активной враждебности. А иногда на лицах поляков появлялись улыбки и признаки доброжелательности.