Фронтовые будни артиллериста

В теплый осенний вечер батарея расположилась недалеко от польской деревни. После ужина ребята развели костер и, как часто бывало, повели разговор о ближайшей перспективе. Мы уже давно забыли об отступлениях и обсуждали предстоящее форсирование Вислы, освобождение Варшавы и дальнейшее продвижение на Запад.

Уже почти стемнело, когда к нам подошел пожилой поляк с какой-то сумкой. С трудом выговаривая русские слова, он поздоровался и рассказал, что немцы, недавно ушедшие из этих мест, отобрали у местных крестьян почти весь собранный урожай. Ему, правда, удалось кое-что спрятать, за что он нас благодарит и просит принять несколько килограммов муки нового урожая. Не ожидая такого подарка, мы отказались. Но старик молча поклонился, поставил сумку на землю, еще раз поклонился и пошел в сторону деревни.

Несколько минут все молчали. Потом заговорил Гарош:

– Хороший мужик. Спасибо ему. Если бы достали соды, я бы завтра угостил всех оладьями.

И все почему-то засмеялись.

На другой день кто-то из ребят принес и торжественно вручил Гарошу баночку с содой.

Замесив тесто и бросив в него щепотку соды, наводчик принялся за дело. Стопка оладий быстро росла. А когда Осипов попытался стащить одну оладушку, он тут же получил подзатыльник. После того, как все было готово, оладьи разложили по котелкам, и наступил момент дегустации. Но оладушки не получились. Вместо соды в баночке оказался обычный стиральный порошок. Потом мы часто вспоминали милого польского старичка и оладушки со стиральным порошком.

Вскоре мы подошли к Праге, где находились несколько недель, и стали свидетелями подавления Варшавского восстания. После немецких налетов от города оставались лишь развалины. Смотреть на это было жутко.

Потом нас бросили на север. А после боев под Яблона-Легионовом батарея почти неделю стояла возле небольшой польской деревни, и наш брат с утра крутился вокруг местных жителей.

Разговор конечно же о мирной жизни.

– Вокруг моего дома в Армении большие горы со снежными вершинами. Снег не тает даже жарким летом, – задумчиво рассказывает лейтенант Саакян. – А мы живем в долине. У меня добрая мама и две сестренки. Старшая на тебя похожа, – обращается он к девушке, сидящей рядом.

– Так, пан, так, пан, – улыбается полячка.

Лейтенант слегка обнимает ее и продолжает рассказ:

– У нас есть корова, два буйвола, овцы, свиньи.

– Так, пан, так, пан, – осторожно поддакивает девушка, видимо не совсем понимая молодого человека.

– В нашей деревне живет много веселых молодых людей. По вечерам они поют песни и танцуют. А осенью во многих домах играют свадьбы. За красивых девушек дают приданое. Вот и мы с тобой после войны поженимся.

– Так, пан, так, пан. – На этот раз все понятно, и девушка чуть заметно прижимается к лейтенанту.

– Поедем ко мне. Пойдешь работать в колхоз…

– Цо пане? – На ее лице недоверие, испуг. Благодушие сменилось настороженностью и у старшего поколения поляков.

А наши смеются. Испугались колхоза. Поняв, что ничего страшного нет, крестьяне заулыбались. Потом заговорили про колхозы, и некоторые наши слушатели заинтересовались и даже начали задавать вопросы.

Неожиданно тема разговора сменилась. Возле деревни, где мы общались с поляками, располагалось Войско польское, и один из его солдат оказался свидетелем разговора. Он не вмешивался в беседу и безучастно молчал. Но упоминание о колхозах его задело, и неожиданно для нас он на чисто русском языке произнес:

– А вот в нашем колхозе коров у крестьян почти не осталось.

Мы рты раскрыли от неожиданности.

Саакян с интересом взглянул на парня:

– А в Польше тоже колхозы были?

– Да нет. Мы орловские.

– Как же так? А почему в форме Войска польского?

– Так призвали же. Вот я и здесь. В нашем полку много русских.

– А поляки-то есть? – спросил кто-то из нас.

– Есть, но они в другом батальоне.

Вот так мы и познакомились с нашим ближайшим союзником – Войском польским.

А вскоре в деревню пришли трое: офицер и два солдата в польской форме и увели нашего собеседника. Потом нам стало известно, что командование польскими войсками запрещало своим военнослужащим общаться с нами. Так что наш знакомый орловский «поляк», возможно, был наказан.

Мне хорошо запомнился праздник День артиллерии 19 ноября 1944 года, когда меня и шофера нашего орудия наградили значком «Отличный артиллерист». Разумеется, это событие необходимо было обмыть. Решили махнуть километров за десять в небольшое местечко, где можно было разжиться бимбером (самогонкой).

Только уехали, прозвучала команда «Отбой» – сматывать манатки и переезжать на новое место. Хватились, а командира орудия нет, и «Студебекер» тоже куда-то исчез. Где они – никто не знал, а кто знал – молчал.