Фронтовые будни артиллериста

Вскоре наш полк вошел в город Альтдамм на берегу Одера. Здесь мы простояли более недели и имели возможность спокойно ознакомиться с ним. Я с командиром четвертого орудия Дурыкиным бродил по улицам и с интересом рассматривал европейскую архитектуру. Иногда мы заходили в пустые дома, брошенные местными жителями перед наступлением советских войск. Судя по обстановке, в городе не было коммунальных квартир. По сравнению с довоенной Москвой немцы, проигравшие войну, жили совсем неплохо.

Проходя мимо одного дома, мы услышали музыку. Дверь была не заперта, и мы вошли. В большой комнате стоял огромный рояль, за которым сидел рядовой солдат в поношенной гимнастерке, не очень чистых брюках и плохо намотанных обмотках. А из-под его рук звучала классическая музыка Чайковского. Это было и здорово и необычно.

Увидев сержантов, парень перестал играть и смущенно заметил:

– Хороший инструмент. Домой бы такой. – И, чуть помолчав, грустно добавил: – Но у нас и поставить-то его негде.

И снова полилась прекрасная музыка. Игра явно доставляла ему огромное наслаждение. Да и мы еще долго с удовольствием слушали ее.

Невдалеке от расположения дивизиона находился какой-то завод с высокой кирпичной трубой. Прогуливаясь по городу, мы с интересом поглядывали на нее и в конце концов решили заглянуть в нутро. Зайдя в котельную, обнаружили люк над топкой, через который легко проникли вовнутрь. Высоко вверху было видно голубое небо, а по стене вилась спиральная лестница из металлических прутьев. И хотя на них еще сохранилась сажа, я предложил подняться. С непривычки лезть было трудно, и весь подъем занял не менее десяти минут. А у окончания трубы с внутренней стороны из таких же прутьев была устроена смотровая площадка. Выйдя на нее и посмотрев вниз, мы замерли: труба качалась. Даже при небольшом ветре амплитуда колебаний достигала метра. Было очень страшно. Казалось, что она вот-вот рухнет. Но зато вид был чудесный: широкая река, на другом берегу которой раскинулся большой город с белыми высокими домами и улицами, обсаженными деревьями. А слева зеленели поля, среди которых выделялись крестьянские домики и небольшие рощи.

Неожиданно Дурыкин дернул меня за руку:

– Смотри, немцы!

И действительно, в нескольких километрах на западе двигалась группа людей, одетых в серую одежду. Она то скрывалась за домами, то снова появлялась на перекрестке улиц. Вполне вероятно, что это была колонна немецких войск.

Рассматривая обстановку, мы так увлеклись, что чуть ли не по пояс высунулись из трубы и, естественно, были замечены разведчиками с того берега. И тут же по сле довало несколько пушечных выстрелов по трубе. К счастью, в нее не попали, но для нас это был сигнал к бегству. Спустились за несколько минут и вскоре, перемазанные сажей, с бесчисленными синяками и ссадинами появились на батарее и под общий хохот рассказали о том, что видели, и о своем путешествии в заводской трубе.

Батарейные шоферы ночевали в доме, где до нашего прихода размещалась какая-то контора. В комнате, кроме письменных столов, стоял большой металлический сейф, привлекший внимание солдат. Однако вскрыть его долго не удавалось. Не помогла и стрельба из карабина по замку. Тогда решили взорвать. С помощью домкратов сейф приподняли, подложили под него кирпичи, а между ними противотанковую мину и рванули.

Когда пыль и дым рассеялись, мы увидели, что не только сейф, но и стена дома разрушены и повсюду валяется множество бумаг и немецких денег – дойчмарок. Для нас они никакой ценности не имели, и никто их не брал. Как же мы ошибались! После войны немцы признавали только дойчмарки, и на те деньги, что остались в полуразрушенном доме, можно было приобрести много полезных вещей.

По военным дорогам

На батарее было шесть «Студебекеров». Четыре возили гаубицы, орудийные расчеты и связистов, один – командира батареи и частично взвод управления, а последний – кухню и старшину. У пяти «Студебекеров» кабины были металлические, а у нашего расчета вместо кабины был установлен каркас, обтянутый тентом с самодельными фанерными дверями и маленькими боковыми окнами из обычного стекла. Зато эта машина имела передний ведущий мост и лебедку с тросом, что значительно повышало ее проходимость. Такие машины, видимо, предназначались для Африки. Но и нам они были очень удобны.

Фронтовые дороги, как правило, не отличались ни хорошим покрытием, ни каким-либо другим благоустройством. А иногда и вовсе машины двигались по разбитому проселку, крушили мелколесье, преодолевали овраги и броды.

Иногда даже по плохой дороге «Студебекеру» приходилось тащить две пушки. С небольшими деревьями толщиной 15–20 сантиметров машина справлялась довольно легко, а если на пути попадались более толстые стволы, их приходилось рубить либо отцеплять орудия и разворачивать вручную.